Этот невысокий француз был великодушен и терпелив и никогда не требовал повышенного внимания к себе. Ни слова жалобы Кассандра не слышала от него, хотя он не мог ни читать, ни гулять, ни наслаждаться всеми теми удовольствиями, которые доступны человеку с нормальным зрением.
— Только не отчаивайтесь, Морис, — попросила она. — Когда-нибудь, я уверена, найдется специалист, который сможет вам помочь, и все изменится. Знайте, на самом деле жена вас любит.
Касс было нелегко произнести вслух эту невероятную ложь. Но она считала, что должна постараться утешить этого доброго музыканта.
— А вы… вы всегда так веселы и беззаботны, деточка, — улыбнувшись, проговорил пианист. — Простите, что я вас так называю. Вы выглядите совсем ребенком. Вы отнюдь не светская женщина, как моя Наташа.
— Глупенькая девочка Касс, — засмеялась миссис Мартин.
— Совсем не глупая, что вы.
— Уверена, Кевин вам уже говорил, что временами я становлюсь страшной занудой, — хмыкнула Кассандра. — Честно говоря, мне иногда кажется, что его больше привлекает общество вашей блистательной супруги.
Она сказала это без тени злобы, но Морис Куррэн посмотрел на собеседницу с легкой тревогой. Обыкновенная молодая барышня, юная и стройная, с растрепанными шелковистыми волосами, обрамлявшими свежее лицо золотистым ореолом. Однако он не встречал еще такой трудолюбивой, такой выносливой и безропотной девушки и никогда не видел жены более преданной своему мужу. Узнав Кассандру получше, музыкант проникся к ней глубочайшим уважением и восхищением: Он понял, что миссис Мартин обладает не только добротой, но еще и мужеством и стойкостью. Однако, как истинный француз, Морис не мог не заметить и других достоинств Касс — ее женственности и очарования. Он понимал, что такую девушку можно любить с подлинной страстью. Порой он сомневался, что Кевин понимает, какое сокровище ему досталось. Хотя, с другой стороны, Куррэн неплохо относился к молодому англичанину. Но иногда Мориса охватывал страх за Кассандру. Он был не настолько слеп, чтобы не замечать, каким взглядом писатель смотрит на Наташу. И как она смотрит на него.
Прошла неделя. Выглянуло солнце, холодные зимние ветры сменились теплым дыханием весны, и однажды музыкант случайно проведал о том, о чем знать ему не полагалось.
Куррэн прогуливался вокруг пруда — ходил он медленно и осторожно, боясь споткнуться из-за слабого зрения. Он остановился на берегу, чтобы послушать тоскливый крик диких гусей над водой. Наслушавшись, музыкант направился к старому сараю для лодок и некоторое время постоял там, опираясь на свою палочку, вглядываясь в даль и жалея, что не может как следует рассмотреть красивое оперение птиц, которое подробно описывала ему Касс.
И вдруг через пыльное оконце сарая он услышал до боли знакомый звук: низкий, хрипловатый смех. Смеялась Наташа! Кровь в нем застыла: его чуткому слуху был знаком этот смех. Не хохот друзей, потешающихся над забавной шуткой; это был смех женщины, находящейся во власти опьяняющего чувственного наслаждения. Скоро до него донесся и голос Кевина. Значит, они там вдвоем, понял Морис, и сердце у него упало.
— О господи, Наташа, ты сводишь меня с ума! — почти простонал молодой человек.
Куррэн, приросший к месту, слушал. Он хотел было уйти — быстро, чтобы они не узнали, что он был здесь. Но тут уловил голос жены.
— Но, Кевин, милый, я и хочу свести тебя с ума, — промурлыкала она. — Я тоже мечтаю о тебе все эти дни. О, Кевин, боже!..
— Наташа, не смотри на меня так, — срывающимся голосом пробормотал Мартин. — Не прикасайся ко мне — я не могу не целовать тебя. Боже, я этого не вынесу.
— Я хочу тебя, Кевин. |