Муж уехал бороздить просторы, сын вел светскую беседу с прекрасной ровесницей-горнолыжницей, дочку я сдала в детский клуб, а сама нашла себе инструктора, который казался мне надежным. Загорелый дочерна мужчина лет шестидесяти (на самом деле ему оказалось семьдесят два). Он называл меня «дорогая» и хотел произвести впечатление. Во всех смыслах. Для начала мы поднялись на самую высокую точку горы, где приткнулось маленькое кафе и был настолько прекрасный вид, что даже я ахнула. Потом он влил в меня сто граммов коньяка и прямо там, на равнине, станцевал балет на лыжах. Оказалось, что он не горнолыжник, а танцор. Всю жизнь танцевал в ансамбле национальных танцев и лыжи для него были как пуанты. То есть съехать с горы – это неинтересно. Он показывал мне, как перепрыгнуть с одной лыжи на другую, чтобы было красиво.

Через полчаса я напрыгалась вволю. Вниз мы ехали обнявшись: он задом, а я – передом, вцепившись в инструктора, как будто он был мне родным мужем. На повороте он избавил меня от лыж и позволил съехать на попе. Все-таки он уже в возрасте, и ему было тяжело со мной обниматься так долго. На более ровном склоне этот прекрасный мужчина ехал впереди меня и кричал: «Вообще никак! Разойдись!» Лыжники жались к обочине, а я гордо катилась посередине – на деревянных ногах, с закрытыми глазами и с расставленными, как крылья птицы, руками. Правда, это продолжалось недолго. Секунд тридцать. Потом я опять ехала на попе. Быстро и со свистом. Еще некоторое время ушло на то, чтобы собрать за мной палки и лыжи, которые я потеряла, пока съезжала. Еще минут двадцать инструктор меня поднимал и вновь запихивал в лыжи. В общем, вниз мы спустились часа через два. На площадке перед подъемником собралось уже много народу. Муж разговаривал по телефону, видимо вызывая службу спасения. Сын спрашивал, нужно ли ему ждать пропавшую маму или он может уехать вместе с новой знакомой. Только дочка ничего не заметила. Вместе с детьми из группы она уплетала за обе щеки какую-то булку из местного кафе и с явным удовольствием пила чай из пластикового стаканчика.

– Она такая талантливая! У меня никогда таких талантливых учениц не было! Как будто всю жизнь на лыжах стояла! Как будто родилась в лыжах! Ей балет надо танцевать! – сказал инструктор моему мужу.

Я лежала в сугробе, задрав лыжи к небу, поскольку ни сил, ни эмоций уже не осталось.

– Почему от нее коньяком пахнет? – уточнил муж.

– Это не коньяк! Это у нас воздух так пахнет! Я даже ей скидку сделаю за талант! Двадцать пять процентов! Нет! Тридцать процентов! – продолжал кричать инструктор, чтобы все слышали. Потом он подошел к моему мужу и сказал уже тихо: «Слушай, я человек пожилой, мне много не надо, ты мужчина, я мужчина, ты меня поймешь. Заплати мне за час и больше ее сюда не приводи. Пусть в салон сходит. Маникюр сделает. Коньяк выпьет. Только сюда пусть не приезжает. У меня внуки есть, мне инфаркт сейчас никак нельзя! У тебя дети есть. Тебе инфаркт тоже никак нельзя! Зачем женщине лыжи, ты мне скажи? Пусть дома вас ждет. А ты куда уехал? Зачем жену бросил? Если бы ты рядом с ней был, она бы на гору не полезла! Чем ты себе думаешь? Мне семьдесят два года, я многое видел. Женщина просто так на гору не полезет! Ей любовь здесь, на земле, нужна!»

Муж покорно кивнул. И я, лежа на снегу и глядя в синее небо, тоже слабо кивнула. Лучше я буду ждать их дома. Да, лучше маникюр сделаю и коньяк выпью. Прямо сейчас. Сто пятьдесят, не меньше! И правильно инструктор заметил – просто так на гору не полезешь. Очень хороший мне инструктор попался. Очень мудрый мужчина.

Но я решила преодолеть собственные страхи и снова вышла на трассу.

Следующим инструктором стал юноша по имени Абрам. Правда, его все называли как-то по-другому, но мне он представился именно так. Утверждал, что участвовал в Олимпийских играх в Турине.