— Знаете, в чем особая прелесть детективного романа? — приостановившись на пороге, как бы риторически вопросила я. — Можно оговориться, что персонажи и события выдуманные. Но описать историю так, что все поймут — она реальна.

— И кто-то окажется в… заднице носорога! — припечатала Ирка, и мы вышли из гостиной.

В коридоре подруга вернула Шахнозе поднос и фартук, сунула в сумку тетушкину коробку, и мы ушли.

Уже стемнело, на улице было темно и тихо. Такси пришлось подождать.

— Знаешь, когда мы мчались сюда, я боялась, что эти ушлые деятели-совладельцы навяжут нашей Федоскиной невыгодное соглашение, — призналась Ирка, поглядывая на светящиеся окна генеральской квартиры. — А теперь всерьез опасаюсь, что компаньоны сами останутся без штанов.

Я отметила, что подруга назвала Галину Андреевну «нашей», и согласилась:

— Стальные питерские бабки — это сила. Особенно когда их больше одной.

— Ну что? Все выяснили? — оглянулся на нас разрумянившийся Архипов.

Тетушка тоже поила гостей чаем, правда, не с пахлавой, а со вчерашним тортиком имени Г. А. Федоскиной и несущественными остатками вишневого пирога.

— Остался только один вопрос: где мой портрет? — меткими пинками сбрасывая лоферы под обувницу, доложила Ирка.

— Вообще-то это единственный вопрос, который и нужно было прояснить, — желчно молвил Кружкин. — Я просил, вы обещали…

Наш друг Василий тоже сидел за столом, но, в отличие от нашего друга Вадика, вид имел нерадостный.

— Отрицательный результат — тоже результат. — Я скинула туфли, повесила курточку и прошла в комнату.

Хваленой пахлавы в гостях у генеральши мне не досталось — я была слишком занята собственным монологом и реакцией на него публики, чтобы отвлекаться на дегустацию выпечки.

— Руки! — строго сказала тетя Ида, и я на полпути вильнула к раковине.

Заодно вспомнила, что у нас есть еще один непроясненный вопрос:

— Вася, откуда у тебя царапины на руке?

— Это я банку из-под засахарившегося варенья пытался помыть, — вздохнул художник. — Сначала проволочную мочалку в нее закинул, потом руку сунул, а она и застряла. Пока вытащил — расцарапал. Сплошное невезенье! — Он хрустнул пальцами и продолжил тему по-своему, доверительно спросив у сидящего на соседнем стуле кота:

— Руки, что ли, на себя наложить?

Волька высокомерно отвернулся, а тетушка ужаснулась:

— Василий! Это что за разговоры?!

— Узнаю Питер — столицу тоски и депрессии! — по-прежнему радостно молвил Архипов и потянул к себе блюдце соседа. — Ты ж, Вась, не хочешь тортик?

— Тортик хочу, — возразил Кружкин, дав понять, что пока еще пал духом не слишком глубоко. Не на дно сырой могилки. — Но даже самый вкусный тортик меня не спасет. Я в отчаянии. Не знаю, что делать. Итальянский покупатель не перечисляет оплату — ждет портрет. Картины нет, а аванс за него я вернуть не могу — все потратил. Худмуза взяла с меня взнос за участие в выставке, а мне нечего представить, считай, зря заплатил. Иринушке я должен уже два портрета, а писать их у меня нет никаких душевных сил, я деморализован, обескуражен, раздавлен. Не смотри так! — Он прикрылся от взгляда Ирки ладошкой. — Иначе я сейчас сорвусь, умчусь прочь…

— Но, но! Распряги коней! — осадила его подруга и отодвинула меня от раковины.