Мы продегустировали и одобрили. Потом я посмотрела на часы на стене — они у Кружкина оригинальные: стрелки приделаны к портрету Сальвадора Дали вместо усов, — не без труда определила время и предложила:

— К делу. Что ты узнал вчера, Василий?

— Я попытал Песоцкого…

— Это чудик в смокинге, — вставила Ирка.

— …и он мне все рассказал. Действительно, моей работой заинтересовался известный коллекционер!

Кружкин горделиво приосанился и опрометчиво сделал мхатовскую паузу, в которую снова влезла наша подруга:

— Он не Печенкин, а Пичугин, но при этом и впрямь Бенуа.

— Серьезный бизнесмен, а между делом — коллекционер и меценат, — продолжил Василий. — Обычно покупает солидные работы известных мастеров, классическую такую живопись, а тут вдруг заинтересовался моим портретом.

— Моим, — ревниво поправила Ирка. — Вернее, нашим с котом. И, я считаю, это тоже солидная классическая живопись!

— Не будем спорить, — осадила ее я. — Василий, что значит «он заинтересовался портретом»? Выразил желание его купить? Кстати, а как он его увидел, выставка же еще не открыта?

— А, это обычная практика Худмузы. Они еще до официального открытия для публики приглашают богатых любителей искусства, потенциальных покупателей, присмотреться к полотнам. Пичугин-Бенуа пришел взглянуть на нового Романюка, это наш распиаренный питерский живописец, я бы сказал, неоправданно дорогой, на самом деле конъюнктурщик и подражатель, и у него…

— Потом расскажешь нам, какой плохой Романюк, не отклоняйся от темы. — Ирка постучала стопкой.

— Пардон. — Кружкин покаянно мотнул чубом. — По теме: Пичугин-Бенуа шел посмотреть Романюка, но увидел мою «Даму с котом и игрушками», затормозил, вернулся и чуть ли не влип лицом в холст, так внимательно его разглядывал.

— Откуда знаешь? Кто сказал? — вмешалась я.

— Да Песоцкий же. Он только называется художником, на самом деле кое-как малякает иногда, а вообще-то по специальности театральный оформитель и еще в Худмузе подрабатывает: свет там выставляет. Вот он как раз и возился с софитами, направляя их на картины, когда явился Пичугин, который Бенуа, со своими охранниками.

— У него и охранники есть? — Ирка понимающе усмехнулась. — Небось, такие здоровые лоси с каменными мордами, которым хоть убить, хоть украсть — раз плюнуть?

— Намекаешь, что это люди Пичугина-Бенуа свистнули нашу даму с котом, когда их хозяину не продали приглянувшуюся картину? — прищурилась я. — Кстати, а почему не продали-то? Она какому-то итальянцу обещана?

— Тс-с-с, про итальянского покупателя я только вам рассказал!

Кружкин оглянулся, будто боясь, не подслушивает ли нас кто. Сальвадор Дали на часах с легким щелчком вздыбил ус минутной стрелки, усугубляя подозрения.

— Дело в том, что Пичугин-Бенуа не хотел купить картину, — понизил голос Василий. — Во всяком случае, он ничего такого не сказал галерейщикам. Песоцкий клянется: Пичугин-Бенуа внимательно рассматривал портрет, это да, расспрашивал, кто автор и что за натура.

— Ага! — Натура важно напыжилась. — И что ему ответили?

— Назвали мое имя, твое-то они не знают.

Натура сдулась.

— И это все? — нетерпеливо уточнила я, демонстративно игнорируя неуместную ярмарку тщеславия.