Изменить размер шрифта - +
Получившие эксклюзивные приглашения потенциальные покупатели высматривали интересные работы. В одном зале демонтировали завершившуюся экспозицию, в другом — устанавливали экран для кинолектория. Представители спонсоров и партнеров проверяли наличие обещанных им рекламных опций. Из мэрии привезли какую-то раздатку — листовки-агитки и стойки под них, — и добро нужно было куда-то пристроить, не сильно испортив общую композицию. Клининговая служба выносила образовавшийся в процессе монтажа конструкций мусор — обертку, упаковку; кейтеринговая, наоборот, завозила вино, соки и фрукты для фуршета, при этом ящики не поместились в подсобку, и охране было велено особо бдительно следить, чтобы народ не прихватизировал спиртное.

— И они караулили бутылки, а не картины, — сделал вывод Кружкин — впрочем, сказал он это с пониманием.

— Дурдом какой-то! — почтительно ужаснулась Ирка.

— Для полноты апокалиптической картины добавлю, что входов там два, а выходов шесть и ни на одном нет турникетов или рамок. Есть только сонный дядя охранник, он гнездится в фойе, но никого и ничего не проверяет. Короче, плохая новость: в Худмузе понятия не имеют, куда и как пропала картина.

— А есть и хорошая? — обнадежилась подруга.

Она большая оптимистка. Во всех смыслах большая: Ирка весит сто кило.

— Есть, — обрадовала ее я. — В галерее пропавшего портрета нет, меня заверили, что персонал добросовестно обыскал все помещения, включая подвал и чердак.

— И почему это хорошая новость? — не понял Кружкин.

— Все их помещения, включая подвал и чердак, не придется обыскивать нам самим! — объяснила ему понятливая Ирка.

— Какое облегчение, мы можем исключить Худмузу и спокойно обыскивать весь остальной город, — съязвил Василий.

— Да что там город — всю Россию, может, даже весь мир! У тебя ж теперь, Вася, международная известность, — своеобразно утешила художника подруга.

Мы немного помолчали, оценивая открывающиеся перспективы. Ирка побарабанила пальцами по столу-подоконнику. Кружкин вновь наполнил стопки целительной медовухой.

— Давайте будем честны, — наконец неохотно сказала я. — Шансов найти пропавшую картину крайне мало. Украденную из Лувра «Джоконду» искали два года, Ван Гога и Моне из Цюриха — четыре, а тринадцать шедевров, похищенных в Бостоне, так и не нашли за тридцать с лишним лет. Как и «Рождество со святым Франциском и святым Лаврентием» кисти Караваджо, украденное еще в 1969 году в Палермо, и две картины Ван Гога, похищенные из его музея в 2002-м, и работу Сезанна стоимостью четыре с половиной миллиона долларов, пропавшую из Оксфорда, и шедевры Дали, Матисса и Моне, вынесенные грабителями в 2006-м из музея в Рио.

— Статистика не радует, — пробормотал Василий.

— Ну-ну! Зато твоя работа, возможно, будет висеть в какой-то частной коллекции рядом с шедеврами лучших мастеров, разве это не повод для гордости? — Добрячка Ирка похлопала художника по спине.

— По-моему, это повод взяться за работу и написать еще пару-тройку портретов, — по-своему ободрила его я. — Может, мы и не отыщем пропавшее полотно, но точно организуем шумиху в СМИ, и на картины Василия Кружкина будет повышенный спрос.

— Романюк удавится, — расплылась в улыбке Ирка. — Он притворяется, будто даже не слышал твоего имени, и продает свою мазню за пятьсот тыщ рублей. А ты обскачешь его и станешь признанным классиком с миллионными гонорарами в долларах!

Великий Василий Кружкин немного подумал и снова потянулся к бутылке:

— Ну, за прижизненную славу!

Вечером пришлось проявлять чудеса дипломатии, объясняя мужу и сыну необходимость на недельку отъехать из родного дома.

Быстрый переход