Они остановились у входа и стали ждать развития событий. Конрад проследил направление моего взгляда и вопросительно посмотрел на меня.
— Генри, — сказал я ему, — вон тот великан привез большой шатер, чтобы выручить вас потому, что я попросил его. Это мой друг.
Конрад снова возразил:
— Шатер нашел полковник.
— Я сказал, где искать. Если я услышу еще одну угрозу или получу хоть одну царапину от кого-нибудь из вашего семейства, Генри все отвезет домой.
Конрад легко узнавал правду, когда она гремела у него в ушах. Более того, он был реалистом, когда дело доходило до угроз, которые, как он понимал, могли быть выполнены. И на этот раз он быстро оценил ситуацию. Он повернулся и в сопровождении жены и Дарта покинул полукруг. Оглянувшись на меня, Дарт широко улыбнулся, сверкнув зубами. На голове у него сверкнула розовая проплешина, чуть прикрытая пушком, о чем ему совсем не хотелось бы знать.
Я повернулся к Киту, который все еще стоял набычившись, выставив вперед голову, и продолжал метать глазами молнии.
Сказать мне было нечего. Я просто стоял, я не бросал ему вызов, а только старался дать ему понять, что мне не нужно ничего: ни еще одного нападения, ни его отступления, ни унижения, его или моего, все равно.
Стоявший за моей спиной Форсайт с ехидством подначивал:
— Давай, Кит, давай, дай ему. Чего ты ждешь? Врежь ему, пока можно.
Подначивание неожиданно имело обратный эффект. Почти автоматически Кит произнес:
— Не раскрывай своего глупого рта, Форсайт. — И от чувства бессилия затрясся, желание наброситься на меня улетучилось, сменившись еще более усилившимся чувством ненависти.
Я вдруг обнаружил, что рядом со мной стоит мой сын Элан, он держался за мой костыль и с опасением поглядывал на Кита. Почти тут же появился Нил, вставший с другой стороны и удивленно глядевший на Кита. Столько лет не привыкший сдерживаться и не стеснявшийся показывать свой дурной нрав, Кит занервничал, увидев перед собой детей.
— Пойдем, папочка, пойдем, — тянул меня за костыль Элан. — Генри зовет тебя.
Я проговорил:
— Ладно, — и решительно двинулся прямо на Ханну с Джеком, стоявших у меня на пути. Они растерянно расступились — нельзя было сказать, чтобы их лица выражали дружелюбие, но безудержной злобы, обуревавшей их в пятницу утром, не было.
— Ты, значит, выпроводил их, — сказал Генри.
— Последнюю точку поставил твой рост.
Он рассмеялся.
— А еще я сказал им, что ты разберешь большой шатер и уедешь восвояси, если это безобразие будет продолжаться, а это для них — нож острый.
Он кивнул:
— Полковник говорил мне об этом. Так какого черта ты взялся выручать их?
— Из упрямства.
Кристофер огорченно промолвил:
— Ведь мы бросили тебя, папа.
— Мы побежали за помощью, — заверил меня Эдуард, искренне в это веря.
Обращаясь к себе столько же, сколько ко мне, Тоби прошептал:
— Мы испугались. Взяли и убежали.
— Вы примчались в контору, чтобы вытащить меня оттуда, — не согласился я, — и это был храбрый поступок.
— Ну, а потом… — не унимался Тоби.
— В настоящей жизни, — мягко произнес я, — никто не бывает героем с утра до вечера. И ни от кого этого не ждут. Это просто невозможно.
— Но, папочка…
— Я обрадовался, что вы побежали за полковником, поэтому выбрось это из головы.
Кристофер с Эдуардом сочли благоразумным поверить мне, но Тоби определенно сомневался. За эти пасхальные каникулы случилось столько вещей, что он никогда их не забудет. |