На него смотрело незнакомое лицо. Повзрослевшее, вытянувшееся. Темно серые глаза Мартина смотрелись теперь вовсе чужими.

Сколько времени прошло?..

По волосам было не понять – стрижка могла быть сделана и через пару месяцев после того, как Мартин оказался заперт. Виктор явно больше не отращивал волосы.

Выключив свет, Мартин опустился на пол и привалился к стене. Закрыл глаза и позволил чужой памяти утопить сознание.

…

Колеса серебристого седана скользили на первому льду, и Виктор вел машину медленно, стараясь не потерять управление.

Дешевая машина. Неуверенная езда. Знак «новичок» на заднем стекле. И номера, густо забрызганные дорожной грязью с обеих сторон. Через секунду после того, как машина проезжала мимо, человек уже не мог вспомнить даже ее цвет.

Виктора устраивало отсутствие лишнего внимания. Он курил в приоткрытое окно и чувствовал себя абсолютно спокойным.

Мартин почувствовал, как против воли что то сжалось в груди – все таки он скучал.

Лера сидела рядом. Мартин заметил, что ее волосы стали короче, макияж более сдержанным, и во взгляде, обращенном на Виктора нет прежней неприязни.

– И зачем я с тобой поехала? – поморщившись, спросила она.

– Потому что тебе это нравится, – отвечает Виктор, по прежнему не оборачиваясь.

– Чудно. А хоть музыку мы можем сменить, твои джазовые мурлыканья бесят еще больше, чем твое пренебрежение окружающими.

– Это шансон, солнце мое.

– Шансон – это воровские песенки. Ну там знаешь, все эти «за маму и двор – стреляю в упор», «расплескалась синева» и прочие Мурки.

– Про синеву поют десантники. А шансон – музыка французских кабаре, – презрительно скривился он.

– Напомни ка, почему я с тобой еще с тоски не повесилась?

– Потому что я пока единственный смысл твоей беспросветной жизни, солнце.

– Замечательно. Вон чертова заправка, иди ломай свою комедию… Твою то мать! Это же мент!

Рядом с заправкой, на которую они направлялись, и правда стоял человек в милицейской форме. Он о чем то говорил со стоящим рядом долговязым парнем в ярко красной куртке. Под ногами парня стоял полупустой мусорный пакет.

– Это твой стимульной с пакетиком стоит?! И он сейчас треплется с ментом, еще и неподалеку от…

– Потому что «неподалеку» милиционер здесь и стоит, – прошипел Виктор, паркуя машину. – Посиди тихонько.

– Ты что, хочешь сбыть товар прямо под носом у милиции?! – Лера схватила его за рукав.

– Наглость, милая, открывает все дороги, – усмехнулся он, стряхивая ее руку и доставая из бардачка сверток, остро пахнущий горьким миндалем.

Он убрал сверток в карман, вышел из машины и направился к заправке. Спустя пару минут вышел оттуда с двумя стаканами кофе на картонной подложке.

– Молодой человек! – окликнул его милиционер.

– Да? – улыбнулся он, подходя ближе.

– У меня к вам несколько вопросов. Вы часто здесь ездите?

– Нет, не очень. Мы с сестрой выбирались за город, хотели на речке корабли посмотреть. Она воду страшно любит, – доверительно сообщил он указывая на свою машину. – Можно я только кофе выпью, а то холодно?

– Конечно. Значит, вчера…

– Все газеты уже раструбили. Такой ужас, – скривился Виктор, делая глоток из картонного стаканчика. – Знаете, я бы вот таких людей своими бы руками давил! Это же надо додуматься, такая молодая, такая красивая девочка, в газетах еще писали, что училась где то и все ее любили, и такое чудовищное убийство.

– Да да, если позволите… Можете ехать.