Риша не пыталась отстраниться, только дышала все чаще, словно в комнате перестало хватать воздуха. А потом вдруг с визгом отшатнулась от Леры, прижалась к косяку и вцепилась зубами в запястье. Лера заметила розоватые разводы шрамов, и они взбесили ее еще сильнее. Такие же руки были у Ники, только в аккуратных черточках от бритвы.

– Ну?! Довольна?! Какого хрена ты приперлась сюда, скажи мне?! Почему тебя все эти годы не было?!

– Я думала… я думала… он меня убьет…

– И был бы прав, а?!

– Я видела его в зале, на спектакле! Ты не знаешь, какое у него было лицо! Он за мной погнался, а потом остановился на парковке, смотрел прямо на меня и улыбался! А потом… потом…

– Что случилось потом, а, милая? Ну ка расскажи мне, я тоже не знаю эту часть истории! – Лера схватила газетную вырезку. – Вот! Я нашла это у Ники в вещах, тут говорится, что ты пропала после спектакля! А он приехал и сказал, что зарезал девушку в театре. Расскажи ка, солнце мое, кого он все таки убил?!

– Никого! Никто не умер! Он просто смотрел и улыбался, а потом упал! А я сбежала…

– Вот как, – задумчиво прошептала Лера, опуская вырезку на стол. – Вот как… этот выродок его обманул… и потом… наверное, Ника спрятала эту вырезку, или он заставил увидеть другое имя и фотографию… он ведь наверняка и так умел…

– Что?..

– Ничего, солнышко. Ничего, золотая, – ласково пробормотала Лера, разглаживая заметку. – Какая теперь разница… сейчас то ты зачем приперлась?

– Я… ты думаешь, мне хорошо было все эти годы? – Риша опустилась на пол и обняла колени, беспомощно глядя на Леру снизу вверх.

Лера впервые видела это выражение, которое так часто описывал Виктор – настолько беспомощно виктимное, что будило в душе самые темные, звериные порывы. Но в следующую секунду она почувствовала в нем наигранную театральную фальшь. Теперь то Риша наверняка знала, что у нее за лицо и вовсю этим пользовалась, даже не осознавая.

Лера только фыркнула. На нее такие взгляды точно не действовали.

– Ты, бедняжечка, наверняка страдала. Вся измучилась в своем паскудном театре, а?

Риша удивительно серьезно кивнула.

– Мне дали место только потому, что я была… протеже Мари. Меня ничему не учили, ставили мне отметки только потому что у меня была… история. Мне приходилось на диктофон записывать роли и исправляться…

– Бедная, – сочувственно нахмурилась Лера. Открыла шкаф – там, под аккуратно сложенными белоснежными отглаженными простынями лежал блок сигарет. Достала пачку, спрятала остальное.

– Ты не понимаешь…

– Да я и не хочу. Мне ваши театральные истории вот где, – устало сказала она, касаясь горла кончиками пальцев. – Вик тоже вечно… играл. Врал так вдохновенно, что сам верил…

– Кому врал?..

– Да какое тебе дело. – Сигаретный дым едва заметно горчил – раньше Лера курила другие, не такие крепкие. Но уже год покупала только те, что курил Виктор. Запах все равно был не тот – она давно заметила, что дым одних и тех же сигарет, выдыхаемый разными людьми, пахнет по разному. И это тоже раздражало.

– Как его убили?..

– Я же тебе сказала – застрелили. Ты вроде должна хорошо слышать.

– Нет… я хотела… за что? Он же был… – Лера заметила, как искривились ее губы, – хорошим…

– Ага.