Но Вик всегда играл до конца, и Лера на ощупь вытащила из эскизника вырванную страницу.

– Смотри, – она включила небольшую лампу, бросив золотой свет на фотографии. – Этих пятерых я не помню, как зовут. Я ему искала девочек, похожих на тебя. Но они надолго не задерживались, у него, знаешь ли, испортился характер…

Лера быстро перебрала снимки. Она смутно помнила, какой откуда взялся – какие то она воровала из комнат, какие то девушки отдавали сами. Она показывала их Виктору, если он одобрял – знакомила. Одна девчонка потом таскалась за ней и то жаловалась на его жестокость, то просила устроить им еще одну встречу или хотя бы телефонный разговор. Но он тогда потерял к ней всякий интерес, к тому же это было в мае, а Виктор не любил май с его сиренью и дурной памятью.

Риша перебирала снимки медленно. Лера видела, как медленно меняется ее лицо – она не могла не узнать свои черты на каждом.

– А вот это Дара, – с удовольствием сказала Лера, вытаскивая еще один снимок – самый яркий, профессиональный. Его Дара сделала сама, единственный снимок, где кто то из девушек был с Виктором. – С Дарой он долго пробыл. Она его бесила, но вообще то была неплохой девчонкой. Тоже математику любила и фотографией увлекалась, заставила его как то носиться по всему городу за какой то собакой… мне тоже нравилась. Смешная.

– Где она теперь? – спросила Риша, положив снимок обратно на стол. Примерзшую улыбку, пепельные кудри и сиреневый свитер, который, не нужно было спрашивать, точно подарил ей Виктор.

– Умерла, – щурясь ответила Лера. – У нее брат был наркоман. А Вик ему не продавал – я говорила, что он барыжил? Да, он барыжил. Дара вечно истерики устраивала, как брат ее упорется. Он себя не контролировал… А Вик таких презирал, он вообще был щепетильный, знаешь ли. Никаких ханыг в клиентах не держал… все нормально было, пока он не узнал, что Вик продает. Пришел, начал требовать дозу. А потом вернулся домой, избил сестру, выволок на улицу и утопил, прям у берега. Они на даче жили, у самой реки.

– О господи…

– Ага. Она перед смертью успела Вику позвонить, кричала… он за десять минут долетел, чуть не сбил кого то… не успел. Зато сразу нашел ее брата, затащил в заброшку неподалеку и заставил уколоться, даже думать не хочу, чего он в шприц намешал. Стоял, смотрел, как он умирает, потом вернулся домой и напился в дым. Ему нравилась Дара… не как ты, конечно, но нравилась. А это Ника, – Лера с мазохистским удовольствием вырвала из горла ненавистное имя. – Она его убила.

Лера разложила поверх разбросанных снимков еще пять штук. Гордилась собой – сохранила все карточки, не сожгла ни одной.

Вик лучше смог бы рассказать эту историю. Он бы сделал правильно, театрально, с драматическими паузами, красивыми двусмысленностями. Но Лера была не такой. Все силы уходили на то, чтобы не схватить Ришу за завитые, за каким то чертом светлые волосы, и не разбить ей лицо о край стола. Прямо о снимки Ники, на которые она не смотрела, завороженная фотографией, где Виктор обнимал Дару.

– Убила?..

– Да. Застрелила. Смотри, она больше всех на тебя похожа. Он ее любил. Вот ее, – она постучала по фотографии кончиком пальца, – любил. Поэтому то она его и убила. Вы его не заслуживали… – Лера коротко всхлипнула и быстро вытерла глаза рукавом. От манжеты пахло одеколоном и еще, едва заметно, кофе и сигаретным дымом.

– Его убили…

– Да, его убили. Смотри, видишь рисунок? Он его с собой возил, – Лера позволила себе маленькую ложь полуправду, быстро спрятав ее под беспощадной истиной: – Он тебя никогда не забывал. Любил всю жизнь, до самой смерти. Вот в ней – любил тебя.