|
Быть вынужденным понимать себя - моя болезнь. Я никогда не могу невинно отдаться жизни, как бы я ни любил ее. Но понимать - понимать я могу и ее; это мой способ завладевать ею, - жалкий способ, как видите, и притом мучительный и для меня самого... - Право, вы нравитесь мне, мой крошка, - услышал он голос леди Олимпии. Не было сомнения, что она сказала "мой крошка". Зибелинд покорился. Он вытер пот со лба, поклонился и отошел. - До скорого свидания, - крикнула она ему вслед. Он бродил по террасе, потом по смежным залам. В углу пустой комнаты он увидел Якобуса и бросился к нему. "Я любим, я любим!" - хотел он крикнуть ему, - леди Олимпия любит меня, прекрасная, возвышенная женщина любит меня! Я не принадлежу больше к отвергнутым, незамеченным!" Он подавил это желание, схватил Якобуса за пуговицу и торопливо заговорил: - Мортейль, ах, он принадлежит теперь к той, которые презирают себя! Роли переменились, мой милый, вы заметили, как леди Олимпия отделала его? Не правда ли, какая гордая, благородная женщина! О, я не верю и половине низких сплетен, которые ходят о ней. Что я говорю, - и сотой части, - ничему не верю я! - Это в вашей власти, - заметил Якобус, - хотя... Но что с вами? На щеках у Зибелинда выступил чахоточный румянец, волосы были совершенно мокры, глаза сверкали. - Я любим, друг, - и он обдал собеседника своим горячим дыханием. - Я любим прекраснейшей, очаровательнейшей и чистейшей женщиною, леди Олимпией. - Значит, вы тоже? - сказал Якобус. - Как это тоже? Вы ошибаетесь, Олимпия не любила никогда никого, кроме меня. О, я не обманываю себя! - Как хотите, - ответил Якобус, оцепенев. Зибелинд хотел обманывать себя; сверхчеловеческая, внезапно вспыхнувшая потребность прорвала все плотины: потребность хоть раз в жизни обмануть себя, видеть все в розовом свете, верить, прославлять и восхвалять. - Вообще! - воскликнул он, - не только леди Олимпия, - все женщины, все лучше, чем вы думаете! Он был настроен воинственно и готов во имя достоинств мира взяться за нож. - Вы, мой милый, большой реалист и только ради поэтического эффекта выдаете себя иногда за обманутого рыцаря из дома La Mancha. И несмотря на ваши расчеты, вы так невинны, полудитя, - бессознательный соблазнитель; это-то и плохо. У вас такая благомыслящая манера опутывать женщин поэтическим миросозерцанием, пока они не начинают сами себя считать богинями. Но о каждой в отдельности вы без дальнейших доказательств думаете самое оскорбительное. Я, мой милый, поступаю как раз наоборот. Я сознаюсь, иногда я выражал сомнение по поводу оборотной стороны жизни всех этих красавиц, но каждая в отдельности для меня неприкосновенна. Что вы думаете, я лучший человек, чем вы! О, я очень рад, леди Олимпия любит только меня, а все остальное клевета. Якобус подумал: "Что за нездоровое воодушевление!" Он спросил: - А Клелия? Зибелинд топнул ногой. - Клелия тоже высоко порядочная женщина, вы не будете отрицать этого. - Конечно, нет, - беззвучно сказал Якобус. - Я понимаю, что вы хотите сказать, - все раздраженнее восклицал Зибелинд. - Но разве бедная женщина виновата в этом? Как раз только что я был свидетелем того, как она выказала благороднейшее презрение своему отвратительному мужу за то, что он осмелился заподозрить в Сан-Бакко старческую похоть по отношению к этому мальчику. |
