|
Он смутился. Клелия не грелась больше, как прежде, на солнце восхищения в глазах любующихся ею зрителей. Ее черты стали умнее и резче. Не раз тс, в лицо которых она испытующе всматривалась, старались уклониться от ее взгляда. Но вдруг она откидывала голову назад, так что вечерний свет полно и мягко заливал ее, и среди чудесных масс волос он снова сверкал золотистыми сказочными грезами, точно на усеянных цветами лугах весной. Появились слуги со свечами и прохладительными напитками. Старик Долан позвал, не поднимая век: - Клелия! Она наклонилась к нему. Он прошептал: - Клелия, дочурка, достань мне у твоего Якобуса копию его последнего портрета герцогини. Это шедевр, я хочу иметь его. - Хорошо, папа... Скажи мне, тебе нездоровится? Ты так дрожишь. - Это только потому, что мне хочется иметь его... Заставляй же его работать! Он работает слишком мало... Используй его - для нас обоих. Она сказала: "Да, папа", - и подумала: "Что тебе нужно еще? Ведь ты умираешь. И что нужно мне самой!" - Борись с ним! - Будь спокоен, папа, он слушается меня. - Нет, нет. Старик сжал свои морщинистые кулаки. - Борись с ним, пока его творения не станут огромными и не убьют его! Ты не подозреваешь, что мы можем выжать из них, из наших художников. Необузданные творения, для которых ни у одного смертного нет достаточно крови и нервов. Они сопротивляются, так как чувствуют, что вырывают при этом из себя всю жизнь. Но мы заставляем их, мы боремся с ними: так боролся я с Проперцией. Мимо прошла герцогиня, держа Нино за руку. Она дала ему щербет. - Проперция, - спросила она, встрепенувшись. - Здесь говорят о Проперции? Мортейль выпрямился и объявил: - Мы с удовольствием вспоминаем добрую Проперцию. Это было страшно интересное время. - Какое время? - высокомерно переспросила Клелия. - Интересное, моя милая. В Проперции было что-то, что щекочет литератора. Бессознательность гения у нее увеличивалась инстинктами ее простонародного происхождения. Я признаюсь, что было время, когда я сомневался в героине свой пьесы, - вы помните, герцогиня, воплощение великой страсти. Да, природа иногда подавляет. - Так вы были подавлены? - спросила герцогиня. - По вас это совсем не было видно. Он встал, вставил монокль и сделал несколько шагов, преисполненный сознания своего достоинства, но ноги плохо повиновались ему. - Я не дал подавить себя. Я хочу только сказать, что искушение было сильно. Но мой принцип - всегда держать наготове критическое отношение, все обозревать и перерабатывать в слова. Он дошел до двери на террасу и остановился возле Сан-Бакко. Старик Долан вдруг открыл глаза, насколько позволяли тяжелые веки. Он придвинул свою голову к Клелии и с диким усилием прошептал у ее уха: - Обманывай его, дочурка! Он не заслуживает ничего лучшего. Разве не потребовал этот несчастный, чтобы мой кичливый толстопуз из слоновой кости был подчинен хорошему вкусу, хорошему вкусу парижанина, его изяществу и его страху перед излишествами! Обманывай его! Я слишком поздно заметил, что он предпочитает первую попавшуюся певичку Бианке Капелло. Он боялся бы ее! Сказать тебе, чего он хочет искреннее всего? Чтобы ты осталась худой! Только бы не быть больше обыкновенного, не возвыситься над посредственностью и не погрешить против хорошего вкуса. Обманывай его! Мне было бы приятнее, если бы ты вышла замуж за господина фон Зибелинда, хотя он карнавальная маска. |
