У него была очень горячая кожа. Простое прикосновение к руке отзывалось внутри болезненным и в то же время приятным ощущением. Терпкий горьковатый запах окутывал меня, напоминая обо всех моментах, в которых мы оказывались слишком близко. Синие, как океан, глаза смотрели внимательно и задумчиво.

– Представляешь, как жизнь изменится после сегодняшнего вечера?

О, если бы он только знал, как был прав, то непременно отказался бы от этих пророческих слов.

– Если честно, не очень, – призналась я. – Порой все еще кажется, что скоро все закончится, я отработаю все свои прегрешения и вернусь домой.

– А ты бы хотела вернуться?

– Не знаю. Я бы хотела не умирать. Возвращаться мне некуда.

Зал вдруг погрузился в кромешную тьму. Я вздрогнула. Отовсюду зазвучали взволнованные голоса.

– Какого черта? Надо найти Самаэля…

Я осеклась, ощутив на губах чужое обжигающее дыхание.

– С ума сошел! – Я оттолкнула его, но Дэваль не позволил отстраниться. – Нас увидят!

– Вокруг достаточно тьмы, чтобы скрыть последний поцелуй.

– Последний… – эхом откликнулась я.

И подалась навстречу, ловя драгоценные мгновения. Дэваль прав: совсем скоро Вельзевул объявит меня своей дочерью и точка невозврата будет пройдена. Иллюзия, за которую мы оба цепляемся, это неведение окружающих, закончится. И мы больше не сможем друг друга коснуться.

Почему это так невыносимо страшно?

В нашей коллекции теперь четыре поцелуя. На Маскараде, поцелуй-издевка, после которого удовольствие смешалось с обидой. В кухне, когда я почти забыла, почему мне нельзя отвечать ему. На льду, щедро приправленный страхом, невесомый поцелуй-благодарность за такие редкие счастливые моменты.

И этот. Почти прощальный, рискованный. Три секунды, вырванные у судьбы под покровом тьмы, когда наши губы встретились, когда дыхание стало общим. А внутри все сжалось от мысли, что вот сейчас вспыхнет свет и нам придется навсегда забыть о том, что в мире мертвых живыми нас делают чувства друг к другу.

– Что с нами не так? – шепотом спросила я, когда нечеловеческим усилием воли заставила себя оторваться от его губ. – Почему так тяжело? Почему именно мы?

– Не знаю. Может, это проклятье? Может, мы платим за то, что натворили наши родители?

– Придумай причину, по которой мы не можем сбежать к балеопалам, где никто не знает, кто мы. Где есть только небо и океан.

– Боюсь, принцесса, причины – это мы сами.

Свет загорелся так же неожиданно, как и погас, но я была готова и отстранилась от Дэваля прежде, чем кто-то заметил неладное. Губы все еще горели, но я надеялась, никто не станет приглядываться, когда есть более достойный объект внимания.

Весь зал в едином порыве поклонился, когда вошел Вельзевул.

Никогда прежде я не видела Повелителя мира мертвых в торжественном облачении. Расшитый алыми нитями камзол сверкал, ловя отблески тысяч свечей. От Вельзевула исходила мощная энергия. В его присутствии никто не решался оторвать взгляд от возвышения в центре. Никто не решался произнести ни звука. Долгие мгновения, на протяжении которых Повелитель окидывал тяжелым взглядом присутствующих, показались мне вечностью.

Поймав мой взгляд, Вельзевул едва заметно кивнул, и я заставила себя улыбнуться.

Это твой отец, Аида. Человек, которого любила твоя мать.

Смогла ли она полюбить того, кого я до сих пор называю папой? Смогла ли забыть Мортрум и заточение, на которое ее обрекла любовь к Вельзевулу?

– Я рад приветствовать вас на нашем семейном торжестве. Каждый из вас, наших гостей, заслужил право быть здесь верной службой Мортруму и немагическим мирам.