Большинство мест закрыты, кроме Венди.
— Знаю, — огрызнулся Боллз и указал на беременную латиноамериканку через дорогу. — Честных трудолюбивых американцев больше не берут на работу в этой стране, ты спросишь меня, почему, и я скажу тебе: потому что теперь берут только черномазых.
— Большинство наших девушек работают в швейных цехах, а парни — в мясокомбинатах, — сообщил ему Дикки.
Боллз потряс головой.
— Не, дружище, я уже узнавал там, сказали, мест нет... а в Венди работает слишком много латиносов, даже не хочу идти туда.
— О, — вспомнил Дикки, — помнишь папашу Халма, он все еще владеет магазинчиком Квик-Март рядом с остановкой Грейхаунд. Может, он даст тебе работу?
Боллз нахмурился:
— Это старое собачье дерьмо? Не, не получится. Он поймал меня, когда я был мелким пацаном на краже, и настучал моему папаше, и, конечно же, он избил меня и ткнул зажженной сигаретой в мою мошонку. Тогда я пошел в дом папы Халма той же ночью и насрал на его машину, и знаешь, что?
— Что?
— Он опять поймал меня. Только на этот раз он вызвал копов. Мой батя должен был заплатить штраф, потому что я был несовершеннолетним, и, когда мы приехали домой из участка, он снова избил меня, а потом усадил мою голую задницу на дровяную печь, чтобы преподать мне урок.
— Господи! Дерьмовый же день у тебя тогда выдался, — сказал Дикки и потряс головой в ужасе.
— В любом случае, мне нужна работа, чтобы продержаться месяц и не сдохнуть с голодухи, но потом я буду в порядке.
Дикки почесал голову.
— Что будет через месяц?
Боллз снова улыбнулся, улыбка была как насмешка. Он понизил свой голос:
— Я сорву куш, приятель.
У Дикки отвисла челюсть:
— Ты хочешь грабануть чего-то?
— Именно, приятель.
— Черт, Боллз. Ты только что вышел из тюряги. Зачем делать что-то, что может вернуть тебя обратно?
— Это выгодное дело, Дикки, но до тех пор я должен заработать немного денег. — Он более пристально смотрел на своего друга. — У тебя есть работа?
— Конечно, — с гордостью заявил Дикки. — Я обслуживатель...
— Обслуживатель? Чего? — Боллз произнес это слово как "обсасыватель".
Внезапно у Дикки стало меньше энтузиазма рассказывать о своем рабочем месте. Он пнул один из пластиковых мешков.
— Я занимаюсь стиркой и уборкой вещей.
— Да? Где?
— В дрочильне... через дорогу.
Боллз посмотрел на противоположную сторону улицы. Он увидел винный магазин, закрытый комиссионный магазин, кафе-мороженое, тоже с закрытой вывеской, еще одно место, на двери которого было написано чёрным маркером "ДЖУНС".
— Вон то место, о котором я говорил, Джунс — сказал Дикки, пытаясь не краснеть. — Ничем особенным я не хвастаюсь. Видишь ли, это действительно дрочильный салон. Ты платишь двадцать баксов, и девушка тебе дрочит. Платят вполне не плохо пять баксов в час.
Боллз покачали головой.
— Да здравствует рукодрочка... — В следующий момент он прищурился на мешки для мусора. — Дикки, я до сих пор не пойму, причём здесь стирка?
Дикки открыл один из полиэтиленовых мешков, и оттуда донося богатый душный, но хорошо знакомый запах, который превращался в вонь.
— Фу, бля! — Воскликнул Боллз. Он отступил назад, обмахивая рукой перед лицом.
Сумка была набита под завязку белыми тряпками. Дикки продолжил:
— Видишь ли, после того, как парень кончит, девчонки вытираются этими тряпками...
Боллз почесал голову, сбитый с толку.
— Дикки, я почувствовал запах спермы раньше, чем ты открыл пакет, но будь я проклят, если я не почувствовал запах дерьма там тоже. |