— Пусти-и-и-и! Пусти-и-и-и!!! — чей это голос? Чей голос? Неужели Морка?

Время ускоряет бег. А я, наоборот, замедляюсь. Мое новое тело, тело новорожденного морского змея, мелкое и хилое в сравнении с тушей Мулиартех, прижимает Помба Жиру к земле. А в зубах у меня — ее огненная плеть, золотая семихвостка, концами которой спутаны семеро мужей богини. Если откусить вертлявую женскую руку, плеть утратит силу. Кто там рубит мою чешую, кто пытается добраться до моих глаз? Думаете, ослепнув, я отпущу эту тварь? Плохо вы меня знаете!

Пол под нами расседается, из трещин ползет магма. Быстро, так быстро бегут ее смертельные языки, гоня перед собой раскаленный воздух. Скоро они сожрут меня. Перед смертью я должна лишить силы плеть! Стискиваю зубы, кости хрустят, но не поддаются. Черт, человеческое тело, оказывается, не такое хлипкое, как кажется на первый взгляд! И кровь в нем противная на вкус, сладковато-липкая.

Бас Гвиллиона перекрывает вой «свадебных гостей». Хорошо, что бестелесная погань за столами — всего лишь декорация, бессильная причинить зло существам из плоти и крови. Плохо, что мы сами причиняем друг другу зло. Если бы знать, кто в этом зале с нами, а кто — против нас?

Хрупнув, рука поддается. Я, внутренне вздрогнув от отвращения, дергаю языком и проталкиваю отвратительный растерзанный комок внутрь, в пищевод. Жгучие нити, ядовитее щупалец медузы, ползут по моему нёбу, разрывают гортань, но я не выплюну эту дрянь, не выплюну, я еще помню, как на спор ела португальский кораблик и горло мое горело, и слезы текли из глаз, но я победила тогда и должна победить сейчас!

Смахнув языком остатки золотых оков с морды, я могу, наконец, оглядеться. Женское тело подо мной больше не бьется, хотя я слышу дыхание жизни в нем. Та-ак, что ты пропустила, Ада?

Полыхающие лужи и ручьи магмы тускнеют на глазах. Гвиллион, воздев оплавленные ладони, сдерживает гнев земли. И только мы, горстка бойцов друг с другом посреди обагренной равнины. Ни накрытых столов, ни адских гостей, ничего. Огонь и камень, камень и огонь. Я обвожу глазами выживших. Мирры нет. Нудда тоже. Зато Легба и Каррефур — вот они, в собственной плоти, покинувшие тело бедной храброй Фрилс. Давно пора. Впрочем, это всё неважно. Где Морк?!

Мулиартех глядит на меня серебристым, унылым, точно осенняя луна, оком. И наклоняет морду. Я опускаю взгляд. И вижу тело мужа, распростертое, будто распятое на земле. Вот и всё. Ее муж жив, мой — нет. Впереди у меня целая вечность вдовства и огромного могущества, подаренного этим прекрасным, нафиг никому не нужным змеиным телом… Из обожженной глотки рвется вой, лупит по потолку, отражается от стен, тысячекратно повторяется вдали и замирает. Я падаю, ударившись исцарапанной щекой о камень пола.

— Ада… Ада-а-а… — тихо зовет лучший голос на свете. Голос, который я больше никогда не услышу. Если только боги не сжалились надо мной и защищенные от всего на свете потроха морского змея не лопнули под действием любовного огня и яда. Если плеть Помба Жиры убила меня, благословляю ее. Благословляю смерть и быстрый конец моих мучений.

— Полей ей голову, — врывается деловитый, смутно знакомый баритон.