— Марк, а Марк! — тяну я за рукав нашего провидца, нашего демиурга, нашего Бон Дьё. — Марк, почему Синьора… Помба Жира… В общем, ты знаешь, почему эта чертова баба от самодовольства чуть не лопается?

Синьора Уия и впрямь выглядит неподобающе счастливой. Ее, похоже, ничуть не расстроило ни поражение в поединке с Мулиартех, ни орда пришельцев, хозяйничающих на ее территории, ни карательные меры, обещанные разгневанным Легбой при поддержке глумливо хихикающего Каррефура… Если бы на мою долю выпало столько, сколько досталось этой женщине за последние несколько часов, я бы кипела жаждой мести даже не как чайник или там гейзер — я бы превратилась в вулкан! У меня бы на лице отражалось все, что я мечтаю проделать с победителями — и непременно проделаю, вот только оклемаюсь чуток… Может быть, более опытного бойца хватило бы на создание бесстрастной маски, скрывающей далеко идущие планы освобождения и мести. А виртуоз, наверное, даже сумел бы поиронизировать над собой, демонстрируя объективность бывалого геймера, — что ж, на этот раз ваша взяла, радуйтесь, я и сам за вас порадуюсь, до поры до времени, до следующего своего хода… Но чтобы ТАК — сидеть с откровенно блаженным лицом, прислонившись к стене, закрыв глаза и не двигаясь с той самой секунды, как захватчики Тентакао решили двигаться дальше, в нижние, хтонические, неведомые миры?

Несколько раз я проверяла, дышит ли Синьора. Синьора дышала — тихо и безмятежно, словно спящий ребенок, которому не снятся сны, сбивающие дыхание. Мои спутники были заняты чем-то ужасно важным, имеющим большое значение для успеха грядущего похода, а меня занимало только одно — вопрос «Почему Помба Жира ведет себя, как победитель?» Нет, не как победитель. Она вела себя, как электрический заяц после собачьих бегов: гончие и борзые, взрывая лапами мягкую землю, только что неслись за ним, не щадя гибких жилистых тел, а он маячил впереди, но в зубы не давался, ведя череду обезумевших от гонки псов к цели важнее живой добычи. А теперь он лежит, отключенный за ненадобностью, и электричество понемногу истекает из его узлов в магнитное поле земли…

— Она свое дело сделала, — пожимает плечами Марк. — Послужила блесной и леской, оторвала меня от моего города, затянула вглубь острова и оставила на пороге подземного мира, точно подкидыша.

— Тебя? — удивляюсь я. — А мы, думаешь, всего-навсего довесок? Рыбы-прилипалы, прицепившиеся к улову знатного рыбака, хозяина Синьоры Уия?

— Надеюсь, — роняет Марк. — Очень надеюсь, что так.

— Зато я на это совсем не надеюсь, — едва слышно признаюсь я. — Рыбак, не будь мы ему нужны, нашел бы способ избавиться от прилипал — если не в порту, так в пустыне, а не в пустыне, так на берегу Мертвого моря… Рыбак на нас рассчитывает. Может, надеется втянуть в игру не только богов твоего острова, Бон Дьё, но и богов бездны. Может, ему покоя не дает Мореход, который бороздит море Ид, никому не подвластный и ни с кем никакими узами не связанный — ни узами похоти, ни узами любви, ни узами смерти…

— А ты опасно дальновидна, фоморская принцесса! — сверкает глазами Марк. — Не стоит впутывать тебя в игры богов в качестве пешки. Как бы из-за твоих предположений установленные правила не полетели в тартарары.

— Скоро все там будем, в тартарарах, — примирительно говорю я. — Не пытайся узнать правила ДО игры, сам видишь, здесь этот симпатичный прием не срабатывает. Я же вижу: тебе хочется, чтобы впереди нас ждал обычный, изрядно поднадоевший поединок жизни и смерти, в ходе которого любовь бы переходила от одного к другому, словно наградной кубок.