Упасть с такой высоты означает разбиться в лепешку. Пускай ты прочен, словно дух камня, тебе не выстоять против удара ладони или стопы, размалывающей в муку даже камни. Мы были обречены, обречены с самого начала. Не было времени ни на проклятья, ни на вопли ужаса — ни на единый лишний вздох времени не было. Еще минута, и от нас останутся лишь метафизические сущности, которые попадут сперва к Эрешкигаль на суд, а потом к Тласолтеотль на очищение. А наши бренные тела, наши сиюминутные мысли, наши планы на жизнь, наши земные страсти останутся здесь и сгниют, неприметно влившись в массив разлагающейся плоти Хель. О, если бы у нас была магия, способная остановить Хель! Боевая магия, крушащая все на своем пути!

Я бросаю взгляд на Мулиартех. Может нам помочь Дурной Глаз Балора? Способен ли он убить или хотя бы остановить богиню? И почему бабка так странно себя ведет? При любой опасности она мгновенно обращается морским змеем — и разве СЕЙЧАС мы не в опасности? Как Мулиартех собирается защищаться сама и защищать нас в образе немолодой толстухи? Гвиллион! Сделай хоть что-нибудь! Морк! Марк! Спятили они все, что ли!

Эта четверка не обращает ни малейшего внимания на наши с Фрилс попытки уцепиться за голые камни и всползти, подталкивая и подтягивая друг друга, повыше, в надежде дотянутся до небольшой трещинки, на которой можно было бы повиснуть, вцепившись пальцами в заостренный, осыпающийся край. Они, можно сказать, в упор не видят, как две женщины борются за жизнь, брошенные мужчинами и морскими змеями на произвол судьбы. Они глядят друг другу в глаза с проникновенным видом. Так, словно присутствуют при инициации нового черного курильщика на океанском дне. Я, конечно, ни разу по молодости лет на такие церемонии не ходила, но Морк, кажется, уже… А-а-а-а! Проклятые копуши! Да зачинайте уже свое детище, скорее!!!

Последняя фраза вырывается из моей глотки вместе с облаком черной пыли, волнами катящейся сверху и забивающей наши с Фрилс глаза, рты и ноздри. В горле стоит привкус пепла и копоти, все кругом окутано клубами серого и черного, мы будто в погребальной урне находимся — и урну трясут, трясут, точно пытаются по звуку определить: есть кто живой?

— Не бойся, — шипит Фрилс и с неженской силой тянет меня к себе, — Марк сейчас… сейчас… Он поможет… Он мне обещал!

Чем он поможет? Что обещал? Когда обещал? Мы все тут на ниточках висим — люди, фэйри, демиурги и прочая мелочь. Это территория смерти. Ее даже с заглавной буквы писать незачем — все, что она здесь делает, заглавное. Главнее всей нашей магии, наших желаний, наших сознаний и вообще всего. Но если эти засранцы поторопятся, у нас есть шанс не переколдовать, но перехитрить смерть. Кажется, ей всегда импонировали хитрецы…

— Гр-р-а-а-а!!! Ар-р-р-р-ра-а-а-а-а-а!!! Р-р-р-ра-а-а-а!!! — вопль из четырех могучих грудных клеток бьет в купол, расходится по стенам, поднимает звуковую волну, сметающую пепел с наших лиц. Я и забыла, как страшно это звучит. Даже издалека, даже под водой, даже через стены подводных пещер. — Гр-р-а-а-а!!! Ар-р-р-р-ра-а-а-а-а-а!!! Р-р-р-ра-а-а-а!!!

Зов воды к огню. Зов огня к воде. Зов одного океана к другому. Зов о помощи. Молитва жизни. Иеманжа, Лир, Амар, родная бездна, дайте нам выжить!

Прямо под седалищем убийцы Хель камень превращается в магму, плавя чудовищные телеса богини мертвых в извечном подземном котле. С другого края долины доносится страшный визг — точно миллиард дисковых пил включили одновременно.