Надежда, они умирает последней — если ничего иного не остаётся, цепляться нужно за неё.

Снег становился гуще, они замедлились больше, чем требовалось — мало ли? Может эта аномалия, лишь ехидный намёк и впереди притаились вещи пострашнее.

Бывает так, что сталкер успешно избегает смерти, движется вперёд и рад он и спокоен — всех обошёл, всё прошёл. А потом упирается в аномалию, оглядывается и с ужасом понимает, что аномалии не только впереди, но и слева и справа. Он вдруг понимает, что упёрся в тупик целиком из аномалий. А это означало только одно — сталкер угодил в лабиринт, где стены не из камня и земли, где стены — смерть. Из таких ловушек, редко кто выбирается живым. Всё зависит от того, насколько далеко сталкер углубился в лабиринт. Иногда, кому-то удаётся выбраться оттуда, но чаще всего, пути назад нет. В какой-то момент, обезумевший от жажды и голода сталкер, сворачивает с безопасного пути и, шагнув в аномалию или разрядив пистолет, ставит точку.

Но им везло, Зона сегодня была очень добра — она лишь улыбалась им. Лабиринты аномалий не повстречались на их пути. Зона лишь улыбнулась.

Когда снег стал падать чуточку реже, одна из таких улыбок, надолго приковала их к тому месту, на котором они стояли.

Что-то странное ощутив, Олег замер, высоко подняв руку с раскрытой ладонью. Андрей увидел и остановился, вскинув оружие к плечу.

Ничего не происходило, только тихий, печальный свист ветра, шелест снежинок, заунывный скрип не смазанных колёс… колёс?

В снежной завесе, буквально в пяти метрах от них, медленно бредут двое мертвецов — мгновение и теперь видно ещё двух. Идут они как-то странно. Как будто ноги у них не гнутся. Вытягивают шеи, пытаются дотянуться до какой-то фиговины, раскачивающейся перед их носами. Та фиговина на длинной палке висит, качается, ага. Бывает… здесь только, но бывает.

Рты мертвецов зашиты медной проволокой. Колени заперты в металлические пластины, сцепленные таким количеством проволоки, что кажется, будто колени у них сильно распухшие. Руки привязаны к торсам — проволока проходит сквозь плоть и туго стягивает конечности с телом, она врезается в мясо так, что скребёт по костям, от чего слышится противный скрип. Мертвецы идут, пытаясь достать то, что висит на палке. Усталости в них нет, долго могут они идти.

А на плечах у них лежит нечто, к плечам тем проволокой же и прикрученное. Нечто это из кожи, металлических заклёпок и резины. Присоединено оно и к мертвецам и к деревянному брусу, что идёт между ними и уходит куда-то назад. Вскоре стало видно куда именно — это не просто брус, это часть сложной, но сильно самопальной и оттого нелепой конструкции.

— Ебучий псих, что б меня… — Пробормотал Олег, неожиданно рьяно перекрестившись.

Андрей согласно икнул и автомат опустил.

Видели они это уже. Давно очень. Да. Но, как и тогда, волосы у них встали дыбом.

Телега, запряжённая мертвецами, медленно ехала мимо. Дремавший на козлах ямщик, встрепенулся, голову повернул. Старое сморщенное лицо сморщилось ещё сильнее — щурится он.

— О! Здорово мужики! — Крикнул ямщик тот, помахав им рукой. Потом перегнулся через плохо обструганный бортик телеги и добавил. — Вы это, мужики, вы туда не идите. Вот ей богу, не надо туда ходить. Китайцы чего-то суетиться начали, с границы аж сюда пришли. Ох, чует моё сердце, война будет сынки, война. Эх, долбанные китаёзы. Мало мы им на даманском-то дали, не понятливые они окаянные. Ну, ничего, вот наши подтянутся, вот как узнают, вот не сдобровать им, попомните моё слово сынки, не сдобровать. — Выпрямился, запахнул полы плаща.