|
– Вы можете молиться в сторону Мекки, но там нет еще ничего, только ветер гоняет песок по пустыне. Нет среди нас ни христиан, ни мусульман, все мы веруем в единого Бога-Творца, которого местные называют Великим Духом. Впрочем, при отсутствии раскаяния с вашей стороны все это не имеет никакого значения. Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы изгнать из нашего поселения новоприбывшего Амира Мергенова, высказавшего прискорбное нежелание становиться частью нашего народа и соблюдать наши законы? – Голос его зазвучал громко и веско. – Кто против? Кто воздержался? Против ни одного, воздержался один, все остальные за. Андрей, возьми Гуга и Серегу, и приведите приговор в исполнение…
И вот тут «начальничек» растерялся. Он стал нервно озираться, при этом непроизвольно сжавшись. Он часто заморгал, и принялся облизывать губы, при этом его смуглое лицо отчетливо побледнело, став землисто-серым. – Вы… вы… что же… вы и в самом деле хотите выбросить меня голым на мороз или отрубить голову? – внезапно осипшим голосом принялся бормотать Мергенов, непроизвольно отступая назад и затравленно озираясь. – Вы не имеете права… Это незаконно… Я… я буду жаловаться… – В последней фразе явственно прозвучало что-то похожее на всхлип. Сам Мергенов хотел казаться грозным, но ему в лицо уже смотрела Неотвратимость, откровенно глумясь над его жалкой бравадой. – Вполне законно, – равнодушно пожал плечами Сергей Петрович, – только что был суд, который приговорил вас к изгнанию. Мы, знаете ли, не сажаем людей в тюрьму. Для легких поступков у нас есть общественное порицание, для тяжких преступлений – изгнание в лес или смертная казнь. Испытательный срок – это только для пленных врагов, к которым вы не относитесь. А жаловаться на нас вы можете сколько угодно. Дам вам совет: обращайтесь непосредственно к Всевышнему, когда очутитесь перед его престолом. Не переживайте, это произойдет очень скоро. Отодвинув в сторону табурет, главный охотник поднялся со своего места и вместе с ним синхронно поднялись его лейтенанты. Особенно угрожающе выглядел Гуг, его гимнастерка буквально трещала на широких плечах. Такой одной рукой возьмет ослушника за шкирку, как кутенка, и вытащит на мороз… И только тут осужденный к изгнанию окончательно понял, что с ним не шутят. Его зашатало. Он весь поник, и теперь в его широко раскрытых глазах, исчерпавших запас молний, плескалась смертная тоска. – Нет, только не это! – взмолился он и воздел руки к лицу в умоляющем жесте; голос его зазвучал неожиданным фальцетом. – Простите меня, я больше так не буду, умоляю, пощадите, не выгоняйте! – Я слышал, – как бы невпопад сказал Андрей Викторович, – что в НКВД арестованных больших начальников первым делом били в морду лица, чтобы показать, что все более чем серьезно. Может, и нам стоило? – Не стоило, Андрей, – ответил Сергей Петрович. – От удара в морду истинного раскаяния не получится, а только хитрость и озлобление. Леди Сагари, а вы что скажете по поводу этого человека? – Он бояться, – ответила аквитанская княгиня, – очень сильно бояться, я ничего не видеть через этот страх. – Ну хорошо, – немного подумав, сказал Петрович, – исполнение только что вынесенного приговора я откладываю на неопределенный срок, вместе с тем передавая осужденного на перевоспитание отцу Бонифацию с возможностью возвращения в мир. Но в то же время первый, кто увидит, что этот тип нарушает наши законы, сможет пристрелить его на месте без всякой процедуры. Это и в самом деле несколько гуманнее, чем изгнание в зимнее время в лес. А сейчас, Сергей, возьми УАЗ, отвези помилованного на подворье к отцу Бонифацию и сдай его Петру с рук на руки. И прими меры предосторожности, а то мало ли что ему придет в голову. |
