Изменить размер шрифта - +

Было возможно для поддержки билля об опале в палате общин на дневном заседании представить для 23-го пункта письменное свидетельство, то есть уже упомянутую копию, сделанную рукой Пима. Этот эпизод вызвал болезненную реакцию секретаря Вейна, который с выражением крайнего удивления и ужаса на лице поднялся со своего места и осудил предательский поступок своего сына, сделавшего копии с его бумаг для Пима.

Старший Вейн, должно быть, знал, что Пим имел доступ к его документам; то, какими словами был сформулирован 23-й пункт, говорило о многом. Это свидетельствовало о сотрудничестве Вейна со стороной обвинения. Можно было сделать логический вывод, что старший Вейн был готов позволить использовать улику для формулировки обвинения. Но он не хотел, чтобы о его беспечности, позволившей сыну достать эту улику, стало известно всем в обществе.

Несмотря на внесение билля, процесс обвинения все еще не был завершен. Страффорд должен был выступить 13 апреля с речью в свою защиту. В существующих обстоятельствах его речь стала бы призывом к палате лордов отвергнуть принятие билля, который палата общин готовила против него. Пим представил лордам копию Вейна накануне выступления Страффорда, чтобы они могли с ней ознакомиться до того, как окажутся под влиянием его красноречия. Положение все еще оставалось неопределенным; хотя Пим нисколько не сомневался, что палата общин поддержит билль, он не был полностью уверен в решении палаты лордов. Хорошо продуманное воззвание Страффорда к их чувству справедливости и политической мудрости могло бы легко предотвратить его принятие.

Опасения Пима в полной мере оправдались, когда 13 апреля Страффорд произнес двухчасовую речь в свою защиту. Вначале он рассмотрел каждый пункт обвинения один за другим и продемонстрировал их злонамеренность и несостоятельность, выделяя те обстоятельства, которые говорили в его пользу. Затем перешел к общим аспектам обвинения. Его преступление заключалось, как он полагал, всего лишь в том, что он защищал прерогативы короля с излишним рвением. В последние месяцы само слово «прерогатива» приобрело в палате общин какой-то скандальный характер, будто любое действие, совершенное под знаком исключительного права, было злом само по себе. Против этого опасного утверждения он сейчас протестовал. Безопасность общественного блага, доказывал он, не зависит от того, злоупотребляют ли прерогативой или от нее отказались. Она зависит от наличия гармонии и баланса между властью короля и свободой подданного.

Прекрасно зная своих соотечественников, Страффорд в качестве последнего средства защиты решил воззвать к законам страны. Не было приведено никаких доказательств тяжкого преступления, якобы совершенного им. Выдвигая против него всевозможные обвинения, палата общин не смогла найти никаких свидетельств его измены.

В своей речи он обратился также к палате лордов и дал понять, что и им может угрожать опасность, когда против одного из них палата общин выдвинет голословное обвинение. Он попытался привлечь на свою сторону лордов, и отчасти это ему удалось. Он знал, что значительная их часть выступает за него, и не из-за любви к нему, а просто потому, что они не хотят, чтобы опасным образом был нарушен естественный ход вещей. Казнь министра и пэра королевства по настоянию палаты общин и против воли короля могла стать новым и опасным феноменом в политике. Когда суть вопроса стала понятна лордам, верхняя палата стала подвергать сомнению необходимость союза с палатой общин, который был характерен для первых месяцев работы парламента. Сторонниками изменения политического курса стали граф Бристольский и граф Бедфорд, выступавшие за формирование умеренной партии, которая поддерживала бы баланс между требованиями короля и запросами палаты общин.

Оба графа, вероятно, не подозревали о существовании тайного союза молодых армейских офицеров. Они верили, что король готов прибегнуть к их помощи и совету, чтобы выпутаться из затруднительного положения и спасти жизнь Страффорду, а затем он поставит их на важные посты в государстве.

Быстрый переход