Изменить размер шрифта - +
И прежде всего, у нас нет токсикологии, которая могла бы выявить, что он был накачан наркотиками и поэтому оказался в таком беспомощном состоянии. Как бы то ни было, даже в состоянии крайней депрессии люди редко прибегают к подобному способу самоубийства. И мне все это не нравится. – Сорвин уселся на пассажирское место. – К тому же в машине не было ручки на дверце, – добавил он, когда Фетр залезла в машину и включила зажигание. – Он не мог вылезти, даже если хотел.

 

– Что случилось, Малькольм?

Обед был закончен, и напряженная атмосфера постепенно разрядилась, хотя Нелл так и не вернулась. Все перешли в гостиную с большим восьмиугольным кофейным столом и, устроившись за ним, приступили к чаю, кофе и послеобеденным напиткам. Именно в этот момент Айзенменгер, возвращаясь из ванной комнаты, перепутал двери и стал невольным свидетелем беседы Тристана с Грошонгом.

Голос Тристана доносился из комнаты, располагавшейся слева по коридору. Айзенменгер понимал, что подслушивать чужие разговоры неприлично, и тем не менее он остановился. События вечера всерьез заинтриговали его.

– Машина горела на самой границе поместья, возле просеки. Внутри обнаружен человек. – Низкий хриплый голос Грошонга было легко узнать.

– О господи! Несчастный случай?

– Машина стояла в стороне от дороги, на прогалине, – помолчав, ответил Грошонг.

В комнате повисла тишина, а потом до Айзенменгера долетел испуганный голос Тристана:

– Это?..

Ответа Грошонга он не расслышал.

– Боже мой! – воскликнул Тристан.

– Да. И это еще не все, – пророкотал управляющий.

– Что еще?

Это было произнесено чуть ли не в панике, и в ответе Грошонга прозвучали презрительные нотки:

– Не волнуйтесь. Ничего страшного. Хотя, возможно, к нам наведается полиция.

– Зачем? С какой целью?

– Потому что все произошло на вашей земле. Это чистая формальность. Только не поднимайте паники. Им не удастся связать эту смерть с кем-нибудь из членов вашей семьи.

– Ты уверен?

– Да. – Это было сказано с такой убежденностью, что дальнейшая беседа теряла смысл.

Тристан выдержал длинную паузу, а затем осведомился чуть ли не со священным трепетом в голосе:

– Ты больше ничего не хочешь сообщить мне?

– Абсолютно ничего, Тристан, – с оттенком злорадства ответил Малькольм Грошонг. – Совершенно ничего.

Последовал глубокий вздох.

– Ладно. Думаю, пора присоединиться к остальным. И Айзенменгер поспешно и, насколько мог, бесшумно двинулся обратно.

 

Ни Елене, ни Айзенменгеру не удалось заснуть, и наконец, промучившись, как ей показалось, несколько часов, она сказала, глядя в темноту:

– Интересно, что произошло с Нелл.

Айзенменгер лежал на спине, полуприкрыв глаза.

– Не знаю, – ответил он. – Она знала, что я патологоанатом? По-моему, именно это подействовало на нее.

– Терезе я говорила, но не знаю, передала ли она это Нелл.

– Моя профессия не всем нравится, – после долгой паузы томно промолвил Айзенменгер и, помолчав, добавил: – Расскажи мне, как здесь было раньше. Когда вы были маленькими.

Она лежала на боку, глядя на каменную арку окна, а потом перекатилась на спину и устремила взгляд, возможно, на тот же крохотный участок потолка, на который смотрел Айзенменгер.

– Здесь было потрясающе. Мне и тогда здесь все нравилось, а сейчас, когда я вспоминаю о том времени, мне и вовсе кажется, что это была сказка. Мы регулярно приезжали сюда на Пасху и Рождество, а летом проводили здесь по нескольку недель.

Быстрый переход