Эти же были местными, успевшими поучаствовать в разных мелких стычках и соблазнившиеся на награду монахов. Вооружены они были не в пример лучше, чем все остальные и имели с собой 7,62-мм пулемёт «Печенег» и снайперскую винтовку «Винторез», а кроме этого, у них были на вооружении, ещё и пара мощных пистолетов «Гюрза», помимо ручных гранат, что у них тоже были.

Одеты они были оба в полный комплект бронезащиты и скорее всего были выходцами из спецназа, одной из силовых структур, что в принципе в столице Мордовии было неудивительно. Филатов вместе с Юрганом, перезнакомились со всеми, представившись, как Пират и Юрган. И услышали изумлённые восклицания, о самой природе этих прозвищ, но Филатов, в очередной раз отшутился.

Они потрапезничали в специально выделенном для них помещении и всё было спокойно, пока окружающие не решили полюбопытствовать насчёт сабли.

Он, нехотя вытащил её из ножен, сабля полыхнула в комнате белой кромкой лезвия и красным узором на стали. До сих пор молчавшая и сидевшая в сторонке женщина, вскочила на ноги, и в одно мгновение оказалась перед ним, с благоговением смотря на лезвие.

— Это твоё? — еле слышным шёпотом спросила она.

— Да, — ответил Филатов и спрятал саблю обратно в ножны, сверху осталась торчать, только витая гарда, обтянутая кожей «хищника».

Она ещё раз посмотрела на него, потом на саблю, задумчиво прищурила глаза и вышла из комнаты. Все уже начали укладываться спать, перед боем, когда вошедший монах, позвал Филатова за собой.

Приведя его в отдельную келью, он вышел, оставив Филатова наедине со священником средних лет, с большой бородой и усами с проблесками ранней седины.

— Сын мой, — начал тот.

— Слушаю вас… отец, — с сарказмом ответил Филатов, не собираясь поддерживать разговор в таком ключе.

Священник помолчал, видимо перестраиваясь на беседу.

— Веруешь ли ты в Бога?

— Верую!

— Поможешь ли ты церкви?

— Помогу, конечно, но за деньги.

— Мир в огне, а ты думаешь о деньгах?

— Ну, так и церковь, о них никогда не забывает! Что ребёнка окрестить, что отпеть усопшего, а ни у всех они и бывают. Да и нас не по доброй воле попросили, а заставили.

— Грех тебе жаловаться странник, с такой саблей.

— А что, с ней не так!

— Сабля эта, кровью верующего напитана. Горем и отчаянием последней надежды. Где ты её взял?

— В последний бой шёл… отец, за людей! А сабля обычная была, в особняке богатом нашёл, да после кровью своей и надеждой женщина напитала, что не чаяла, что мы победим, оттого и стала она другой.

— У всех свои недостатки, сын мой. Веруй в Бога, а мы приложим свои силы, чтобы не отступил ты в бою и очистил от скверны наш мир.

— Оставь нам на ночь свою саблю мы освятим её своими навыками, это поможет тебе в бою, когда вы преодолеете стену и будете внутри. Если не боишься и доверяешь нам.

— Эта сабля… отец, разрубила хищника и не досталась алчному. И здесь не пропадёт, а доверять вам, так я и доверяю, вы же не враги себе. Одно дело делаем, хоть и по-разному.

— Хорошо странник, иди отдохни, мы выступаем рано на рассвете.

Филатов отстегнул саблю и оставил её вместе с ножнами на столе перед монахом и молча вышел. Всё это время, второй монах, ждал его за дверью и так же молча, отвёл его обратно, где все уже спали. Единственной женщины, участвующей в штурме, там не было, да и понятно, что ей делать в одной комнате с мужиками, да ещё и озлобленными.

Рано утром, они были разбужены монахом и, загрузившись в машины и броневик, поехали к монастырю.