Рано утром, они были разбужены монахом и, загрузившись в машины и броневик, поехали к монастырю. Подъехав к нему, они вышли, и монахи приступили, к накладыванию на них защитных свойств и делая это по очереди. «Очищение», «Благость», «Умиротворение» все эти баффы, присущие монахам, получила вся группа шедшая на штурм.

Филатову, вернули его саблю и, вытащив её для проверки, он поразился изменениям, которые произошли с ней. Теперь её лезвие не показывало красный узор на сером фоне клинка.

Сейчас весь клинок, тускло отсвечивал, непритязательным светом чистого серебра, и только самая кромка, полыхала еле видным белым огнём. Отвернувшись от остальных, Филатов взмахнул саблей, и она запела, еле слышным звоном, который издаёт, только серебряная монета из высокопробного серебра.

Получив от монахов все три баффа, он ощутил снизошедшее на него спокойствие и плавность мыслей. Голова работала чётко, не отвлекаясь на ненужные и лишние мысли.

Ушла вся шелуха прошедших дней, пошлые мысли о женщинах, чувство голода притупилось, а тело наполняла энергия и эйфория идущих на подвиг.

И хотя, он понимал, что эти мысли не присущи ему обычному, всё же был внутренне согласен, что сейчас им было нужно именно это состояние, чтобы решить очень сложную и почти невыполнимую задачу с теми силами, с которыми они шли в решающий бой.

Бросив остальные машины, они шли вслед за броневиком, который, тихо урча мотором, неспешно продвигался вперёд прикрытый «Щитом веры».

Вокруг был туман, он невесомыми белыми прядями висел над землёй, укутывая её со всех сторон и придавая ещё больше мистики к предстоящему штурму. Если бы не наложенные баффы, Филатову было бы явно не по себе, тоже чувствовали и остальные.

Уже перед самой стеной на расстоянии прямого выстрела из станкового гранатомёта, они начали рассредоточиваться, занимая удобные позиции.

Туман, задумчиво клубясь, стал постепенно рассеиваться, постепенно обнажая кирпичную стену и сидящих на них неподвижно, словно горгульи, фигур "плевальщиков" и ловчих..

Весь забор, по всему периметру, был усеян ими, как яблоня яблоками.

— Вот и всегда так! — проговорила молодая женщина, шедшая с ними на штурм и так и не представившаяся им.

Филатов, глянул на неё.

— Меня, зовут Вера, — отозвалась та.

— И нам придётся идти дальше… в отличии от остальных. Внутри стрелять нельзя. Иначе всё будет намного хуже. Там внутри, есть «живодёр», которого все эти охраняют, пока он до конца не переродился. А пули его не возьмут, только пробудят раньше времени.

— Я знаю, кто такой «живодёр», — отозвался он. — И знаю, как его убить.

Её глаза, до этого пылавшие суровой решимостью, вдруг распахнулись в удивлении и округлились, вспыхнув ярко-голубым светом, ещё молодой женщины, почти ещё девушки, но неожиданно рано повзрослевшей.

Миг и этот порыв угас, оставив только блеск ненависти.

— Значит, я не ошиблась в вас, — сказала она и, отвернувшись, ушла занимать удобную с её точки зрения позицию.

Туман, начал подниматься вверх, окончательно обнажая стену и всю картину вокруг, в этот момент, монахи сообща выставили «Щит веры» и бой начался.

Первым заговорил Винторез, тихо щёлкая выстрелами из почти бесшумной винтовки, он снял несколько тварей, попав им в голову. В ответ, Перепрыгивая, через двухметровый забор, "плевальщики" бросились в атаку. Никто этого не ожидал. Филатов, спокойно обратился к своей памяти, но тщётно, его призраки солдат прошедших войн, не желали воплощаться, истаивая, как белёсый дым.

Видно, что «баффы», наложенные на него, сыграли с ним злую шутку и обратились, для него и его способности — «дебаффами».