Плевки на таком близком расстоянии, у них тоже плохо получались, но его шлем и так был заплёван до крайней степени и только благодаря коже «хищника», кислота стекала по шлему, щиткам и броннику, не оставляя никаких следов. Но уже брызги кислоты, жгли ему неприкрытые щёки и кисти рук, но боль проясняла сознание и убирала усталость от непрерывных взмахов саблей.

Пиратская абордажная сабля, легко перерубала мелкие тела и отбрасывала их в сторону, но их было всё равно много на его одного. Весь залитый чёрной кровью, хрипящий в беспамятстве, он бился с врагом не жалея себя, понимая сердцем, что это уже наверно его последний бой.

Сознание стала накрывать лёгкая тень безумия, когда, он снова попробовал вызвать своих призрачных воинов и на последних эмоциях, у него это получилось.

В детстве, он любил играть в солдатики, их у него было много, были у него и конники, их он и вызвал из своей памяти, вместе с лошадьми.

Сзади, толпы монстров, рвущихся к нему, стали вырастать конные бесплотные фигуры, быстро набирая плоть и вот, всего, через мгновение, уже три всадника опустив свои шашки вниз, тронули поводьями лошадей и те кинулись вперёд сшибая всех вокруг, — началась мясорубка.

Не ожидав, такой подлости от него, "плевальщики" не сразу поняли, что происходит, но когда на их головы стали опускаться шашки, с быстротой молнии отрубая им головы и рассекая до пояса, а обученные кони расшвыривать их своими могучими копытами, одним ударом проламывая им грудные клетки и головы, они зашевелились и попытались дать отпор.

Увы, им противостояли не простые всадники, эти — не ведали ни страха, ни жалости, ни боли. Когда им отрывали руку, они перекидывали шашку в левую и рубили дальше. Когда коню прожигали бок, он продолжал дальше сражаться, словно ничего и не происходило, и они испугались, сдали назад.

Вслед им посыпались гранаты, ожившего АГС и стали разрывать их дальше на клочки. Из остававшихся примерно восьмидесяти тварей, обратно за стену, ускакало не больше двадцати и те были поголовно ранены. Два, оставшихся всадника, перелетели в затяжном прыжке, через стену и дальше продолжили избиение. Из-за стены слышались, только хрипы и визги сдыхавших тварей.

Через пять минут всё было кончено. Из калитки, победно гарцуя, выехал всадник, без одной руки и одноногий, остановился, и конь вместе с ним медленно завалился набок и, не долетев до земли, бесследно растаял, оставив на память о себе нестерпимую головную боль у Филатова.

Балансируя на грани сознания, Филатов выпрямился, откуда-то рядом возникла Вера и начала лить ему освящённую воду на руки и смывать кислоту с его лица влажной тряпицей. Отмыв его руки, она заставила его умыть лицо и тут подошли монахи и наложили на него «Благость» и «Очищение». Сознание прояснилось, усталость притупилась, но зато стали дико болеть кислотные ожоги.

— Воин, враг ещё не побеждён, собери силы и возьми эту дщерь с собой, она поможет тебе в нелёгкой битве. Один ты не справишься! А мы все вместе помолимся за тебя, — сказал настоятель и монахи и пришедшие с ними приходские священники затянули густыми мужскими голосами «Отче наш».

Так в сопровождении Веры, он и зашёл в монастырь, не в силах отказать, и уже идя той дорогой, с которой нельзя свернуть без потери лица и себя. Позади него остались монахи, затянувшие новую молитву. Юрган, возившейся, с заклинившим АГС и ещё не пришедший в себя от пережитого страха, и два наёмника, лежащие сверху на горе трупов, но ещё живые.

Держа в руке свою убийственную саблю, Филатов в сопровождении Веры, вошёл на территорию монастыря. Всюду валялись изрубленные тела "плевальщиков", в паре мест, лежали и убитые ловчие, не пережившие попадания пуль и осколков и, больше никого.

Они прошли по всем помещениям и кельям, но нигде не обнаружили живодёра, только несколько спрятавшихся и раненых "плевальщиков", которых без труда уничтожили.