Если бы этот человек вложил в свои слова хоть какие-то эмоции, например, произнес бы это с подъемом, это означало бы: «Успех! Враг собирается сдаться!» Но этого смысла фраза не несла.
Если бы предложение было произнесено с сомнением, оно превратилось бы в вопрос: «Собираются ли они сдаться?» Но и эта интонация отсутствовала. Никакого дополнительного смысла фраза не несла — только тот, что заключался в каждом отдельном слове. Она имела интеллектуальную коннотацию, но понять, какую, можно было, только обладая дополнительными знаниями. Они были готовы принять только одно послание с Нийорда. Следовательно, именно это послание и принес Брайон. Если он пришел сказать что-то другое, это «другое» их не интересовало.
Этот факт был жизненно важным для Брайона. Если их не интересовало то, о чем он собирался говорить, тогда он больше не был им нужен. Поскольку он пришел от врагов, он тоже был врагом. Следовательно, он будет убит. Брайон потратил некоторое время на обдумывание ситуации. Логические рассуждения — вот все, на что он мог сейчас опираться. Судя по приему, который ему оказали, он мог говорить с роботами или чуждыми человеку существами.
— Вы не можете победить в этой войне, вы только можете приблизить собственную смерть, — сказал он со всей убедительностью, на какую только был способен, в то же время понимая, что все его усилия тщетны. — Нийордцы знают, что у вас есть кобальтовые бомбы, и они засекли вашу гиперпространственную пусковую установку. Они не могут больше рисковать. Они передвинули срок начала военных действий на целые сутки. Осталось всего полтора дня до того, как будут сброшены бомбы, и вы все будете уничтожены. Понимаете ли вы, что это означает…
— Это послание? — спросил Лиг-магт.
— Да, — ответил Брайон.
Его жизнь спасли две вещи. Он предчувствовал, чем закончится разговор, и одно это заставило его быть настороже. Это и его рефлексы Победителя Двадцатых позволили ему избежать немедленной смерти.
Из каменной неподвижности Лиг-магт мгновенно перешел в яростную атаку. В прыжке он выхватил из складок одежды изогнутый обоюдоострый клинок, который рассек воздух в том самом месте, где только что стоял Брайон.
Времени на то, чтобы сгруппироваться и отпрыгнуть в сторону, у анвхарца не было — его хватило только на то, чтобы упасть на спину. В тот же миг разум его уже включился в битву. Лиг-магт молниеносно нанес удар сверху вниз, но Брайон захватил ногами его ногу и резко дернул вбок, так что тот потерял равновесие и упал.
Они оказались на ногах одновременно — лицом к лицу. Теперь руки Брайона были сцеплены перед грудью — лучшая защита для безоружного от человека с ножом: руки закрывали тело, кисти рук сплелись, готовясь отбить удар, откуда бы он ни был нанесен. Лиг-магт пригнулся, перебрасывая нож из руки в руку, потом ударил Брайона, целя в диафрагму.
Брайону с трудом удалось уклониться от второй атаки. Лиг-магт дрался с невероятной яростью, каждое его движение было выверено до миллиметра, он двигался стремительно, с какой-то механической точностью. Если бы Брайон продолжал защищаться, исход у этого поединка мог быть только один. Человек с ножом должен был победить.
После следующей атаки Брайон сменил тактику. Он поднырнул под выпад, стараясь перехватить руку, державшую нож. Боль резанула его предплечье, потом его пальцы охватили запястье, сжали, сдавили, как тиски…
Это было все, что он мог сделать, чтобы продержаться. Жизнь на планете с большей гравитацией и физические упражнения сделали его много сильнее нападавшего. Вся его сила, казалось, переливалась в эту сжатую руку, потому что в ней он держал свою жизнь, удерживая нож, могущий оборвать ее. Все остальное не имело значения — ни то, что дит бил его ногами, ни то, что свободной рукой он пытался дотянуться до лица Брайона и скрюченные пальцы его явно метили вырвать анвхарцу глаза. |