Повезло! Брайон только сейчас начал осознавать, насколько ему повезло — он сумел живым выбраться из этой ловушки. И не только живым: он добыл важные сведения. Теперь, когда он больше знал о магтах, само воспоминание о той легкомысленной самоуверенности, с которой он в одиночку и без оружия вошел в их башню, повергало его в дрожь. Мастерство и быстрота реакции спасли его, но без редкостной удачи это не помогло бы ему. Войти его заставило любопытство, а быстрота и дерзость помогли выбраться. Он был измотан и обессилен, но доволен и счастлив. Теперь его знания о магтах начинали складываться в теорию, которая могла объяснить их попытку расового самоубийства. Теперь нужно только время, чтобы теория оформилась…

Боль пронзила его руку, и он подпрыгнул от неожиданности, мгновенно утратив нить рассуждений. Охранник открыл аптечку и сейчас накладывал на его рану антисептик. Рана, нанесенная ножом Лиг-магта, была длинной, но неглубокой. Покуда охранник делал ему перевязку, Брайон дрожал от холода, и как только все было окончено, он поспешно натянул куртку. В кабине гудел кондиционер, успешно понижавший температуру воздуха.

Никаких попыток следовать за машиной не было. Когда черная башня скрылась за горизонтом, охранники расслабились и принялись хвастаться друг перед другом меткостью. Вся их враждебность по отношению к Брайону растаяла без следа, они только что не улыбались ему. Он был первым, кто предоставил им возможность пустить в дело оружие с тех пор, как они попали на эту планету.

Брайон не заметил, как пролетело время, так как всю дорогу размышлял над своей теорией. Теория была совершенно ошеломляющей и в то же время единственной, объясняющей все факты. Он рассматривал ее со всех сторон, но не нашел ни одного изъяна. Возможно, они и были, но сам Брайон их не замечал, поэтому ему нужно было беспристрастное суждение, которое могло подтвердить или опровергнуть его выкладки. А на Дите был только один человек, достаточно квалифицированный, чтобы сделать это.

Когда он вошел, Леа работала в лаборатории, склонившись над слабеньким бинокулярным микроскопом, и разглядывала что-то маленькое, подрагивающее, лишенное конечностей. Заслышав шаги Брайона, Леа подняла глаза и тепло улыбнулась. Боль и усталость оставили след на ее осунувшемся лице. Кожа, покрытая мазью от ожогов, кое-где потрескалась, а местами напоминала тонкую пенку, образующуюся на закипающем молоке.

— Должно быть, я кошмарно выгляжу, — сказала она, касаясь щеки тыльной стороной ладони. — Похожа на хорошо промасленный, но непрожаренный кусок отбивной.

Внезапно она взяла его руку в свои. Ладошки у нее были теплыми и слегка влажными.

— Спасибо, Брайон, — вот и все, что она сказала. То общество на Земле, в котором она жила, было высокоцивилизованным, и она была приучена обсуждать любую тему без излишних эмоций и стеснительности. Но вот поблагодарить человека за спасение собственной жизни ей было тяжело. Как ни пытайся сформулировать, все равно получается какая-то сцена из старомодной пьесы. Однако и без слов все было понятно.

Глаза у Леа были огромными, темными от расширившихся зрачков — ее буквально накачали лекарствами, чтобы она могла встать на ноги. Но эти глаза не лгали, как не лгали и ее чувства, которые ощущал Брайон. Он не ответил девушке — просто задержал ее руку в своей на несколько мгновений.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил он. Ему стало неловко от воспоминания о том, что именно он приказал поднять ее с больничной койки в кратчайшие сроки.

— Я должна чувствовать себя ужасно, — ответила она, беспечно взмахнув рукой. — А на самом деле как на крыльях летаю — так меня накачали лекарствами и стимуляторами. Похоже, все нервы у меня в ногах просто отключились — я хожу как на двух надутых шарах. Спасибо, что ты вытащил меня из этой кошмарной больницы и привлек к работе.