Изменить размер шрифта - +
 – Опять же, Катерина-стрелочница: та за хулюганство срок тянула. Куда ни кинь, попадёшь в сидельца, – она вздохнула, – много кто по глупости такую кашу заваривает, что до старости не расхлебать. Их грехи, им и ответ держать на Страшном суде, а наше дело, касатики, прощение да молитва.

Солнце продалось сквозь тучи, очертив золотом сетку морщин на лице старухи. Она прикрыла глаза козырьком ладони:

– Заболталась я с вами, пора козу доить. Она у меня страсть какая капризная. А злющая! Хуже собаки. Вы ведь, поди, на Каменный ключ идёте? Зря ноги сотрёте. – Она хихикнула, молодо соскочив на землю, покрытую серым мшаником.

Мы распрощались, но не прошли и нескольких шагов, как меня застиг короткий оклик:

– Эй, а ведь ты, девка, Сергеева дочка, я тебя сразу признала! Ты зла на отца не держи, запомни, каждый торит свою тропку. Иди по своей, и будет тебе счастье!

 

* * *

– Значит, Каменный родник вы нашли, но воды в нём не было? – сурово вопросила Галина Авдеевна, словно мы оказались повинны в этом природном казусе.

– Ой, лишенько, да как же так! – всплеснула руками Лукерья Авдеевна. – У нас на посёлке все молодые бабы бегают в Каменном ключе искупаться, чтобы деток много народилось. Неужели совсем воды нет?

После лесной прогулки мы вернулись домой уставшими, но довольными. В моей голове всё ещё прокручивался разговор со старушкой, поэтому к отсутствию воды в роднике я отнеслась совершенно безразлично.

– Ни капли, – подтвердил Марк, – скала ещё влажная, и под камнем есть немного воды в выемке, а сам разлом полностью сухой. – Он улыбнулся краешком губ. – Придётся нам с женой ещё раз приехать, чтоб полюбоваться на местную достопримечательность, а с детками, надеюсь, разберёмся подручными средствами.

Как же я любила его улыбку, нежную, чуть ироничную, и когда он называл меня женой, сердце в груди сбивалось с ритма.

Лукерья Авдеевна посмотрела на Галину Авдеевну, та пожала плечами.

– Ничего удивительного, что источник опять ушёл, – она вздохнула, – помнишь, Луша, в последний раз вода исчезла, когда началась коллективизация, а перед самой войной ключ снова забил.

– Помню, как не помнить. Тётка Дарья тогда блажила, что не к добру, мол, потому что вода пошла с красниной, будто кровь.

– Не с красниной, а с примесью красной глины. – Галина Авдеевна возвела глаза к потолку. – И что только суеверные кликуши не наговорят! В последнее время толки пошли, что родник помогает здоровых детей родить, так считай все поселковые невесты там побывали, даже комсомолки!

– Можно подумать, что комсомолки детей не хотят, – проворчала Лукерья Авдеевна. – Они что, из другого теста слеплены? Хоть комсомолка, хоть парторг или министр, а всё одно бабы! – Она достала из печи сковороду с жареными карасями и поставила посредине стола: – Поешьте, гостьюшки, перед дорогой. Путь до Ленинграда не близкий, успеете проголодаться.

Ни до, ни после я не ела ничего вкуснее той простой речной рыбы с тонкой хрустящей корочкой, впитавшей в себя жар русской печки.

Наша память похожа на ожерелье с нанизанными на нить жизни запахами, вкусами, болезнями, радостями и страхами, где тёмные и кривые бусины несчастий перемежаются с драгоценными камушками радости, которые хочется перебирать бесконечно.

На прощание мы расцеловались с радушными хозяйками.

Всю дорогу до Ленинграда я продремала на плече у Марка, думая о том, что правильно мы съездили на розыски отца, потому что только правда даёт нам шанс понять, простить и идти дальше, не маскируя действительность за стеной лжи.

Следующей весной у нас с Марком родилась Маша, а когда на свет появилась третья дочь, мы получили просторную квартиру, где по паркету плясали солнечные лучи из большого окна, а неподалёку синела гладь широкой реки Ижоры.

Быстрый переход