— Не отвертишься.
— Даю вчетверо.
— Сам в половое рабство не попади, транжира.
Коль заулыбался:
— Мэс Лебонай так шутит, — объяснил. — Он в этих стенах и без того что Бог всеведущий. А мы, ба-нэсхин, привыкли отвечать сами за себя.
— В общем, не волнуйся о том, что тебя не касается, мейст, и будет всем радость, — заключил я. — Просто не думай обо мне.
Зал они всё-таки получили — не главный, но немногим хуже. В нём ещё овальная кровать стояла. Фасонная: с тугим, упругим матрацем и такими же застёжками.
Нет, я на сей раз не участвовал. Даже в зеркало, что в ногах постели, не смотрелся. Имею в виду — с той стороны, что выходит в потайную комнатку. Разве самым уголком глаза. Воображение у меня и без того разыгрывается — с таким-то опытом.
Имущество мои подопечные аккуратно сложили рядом с ложем, на рундуке с плоской крышкой. Так и знал, что притянет. Кола стоял, хватаясь попеременно за тесёмку ворота и за край чепца.
— Руками не суетись. Я тебе велел по-бабьи наряжаться? — не очень сердито проговорил экзекутор.
— Но ведь мужское тебе не понравилось, — мягко возразил морянин. — Боевые ожерелья и косы с пронизками.
— Можно подумать, ваши дамы в таком не щеголяют, — ответил Фаль. — И вообще — это я сам решаю, что мне нравится, что нет. Нет, не снимай пока ничего. Садись вон на краешек против рундука. По нашему допросному чину положено вначале устрашить пациента, а уж потом действовать. Но мы это слегка переменим, ты же человек с немалым опытом: не знаешь — спроси, я отвечу. Только, ради всех богов, за аптечные склянки не хватайся. Побьёшь. То есть я побью. Тебя. Усёк?
— М-м, — снова тот самый жест: поклон и гримаса. — Усёк. Смешное слово.
— Да, в связи с этим отменяю здешний обычай. О слове-сигнале договариваться не будем: я вижу, что к чему, получше ваших родовитых патронов. Если вдруг — понимаешь, вдруг! — станет невмоготу, сдайся. Проси пощады. Вот этими словами, ясно? Повтори.
— Сдайся и проси пощады.
— Дрянь, — усмехнулся палач. — Ладно, успею взять с тебя откупное. Теперь суй руку внутрь моего имущества, а что под неё попало — тяни и выкладывай рядом. Как служит и для чего — уточни у хозяина. Меня самого, не перепутай.
Наступила недолгая пауза, во время которой звякало нечто явно хрустальное или фарфоровое.
— Ремни странные — без пряжки.
— Конские путлища. Не лги: вы ведь на своих морских лошадках вовсю катаетесь.
— Догадаться можно, только наши ба-фархи много больше фризов и липицанеров. Упряжные слоны с ластами или верховые киты.
— Вот бы посмотреть, правда.
— Ох, ну и затычка.
— Кляп. Фига для болтливых. Чтобы нежный ротик от воплей не разорвало. Подгоняется по размеру.
— Я полагал, оно для совсем противоположной части тела.
— Рано тебе. Но подумаю. Отложи вон в ту сторону.
— Спицы. Ты вяжешь?
— Разве что верёвкой. Узлы и петли. Иглы это.
— Такими наш знахарь лечил Хваухли от вялости членов. Говорил, помогло, только уж очень мерзкое чувство. И боль куда хуже, чем от стилета.
— Так то зна-ахарь, — протянул Фаль. — Погоди. Видал в суме крошечный светильник? Поставь напротив себя и подожги. Холодная вода тут имеется? Налей в чашку или блюдце.
Клацнули огнивом — тут есть такие, в виде флакона с кремешком и зубчатым колёсиком, а внутри чистая нафта. |