— Гипсовая собака и обмочила, ага. Можно, я окно открою?

— Жарко? Так это август, брат. Здесь в августе всегда жарко. А если окно откроешь, то вообще зажаришься.

— Так и зажарюсь?

— Несомненно?

— А если у меня есть одна магическая штуковина, которая не пустит жару внутрь, а охладит салон изнутри, м?

— У меня она тоже есть, но не работает. Чистить надо. Вообще, кондиционер проще новый купить, чем чистить. За чистку денег больше сдерут, чем бродячие волшебники за свои магические штуковины, не в обиду будет сказано, брат.

— Я и не обижаюсь.

— И не обижайся. Послушай лучше, что я тебе расскажу. Мне один друг рассказал, а ему друг его друга, который тоже слышал раньше эту историю. Дело было…

Тут Вальдемар решил, что сел неудачно, закрыл глаза и постарался отстраниться от действительности. Иногда его удручала сама мысль, что он стал бродячим волшебником. Иногда он хотел вернуться в прошлое, в то время, когда был всего лишь музыкантом. Вальдемар играл на гитаре в подземных переходах, у здания мэрии и у моста, куда по выходным подъезжали новобрачные и кидали в реку цветы. Часто Вальдемар зарабатывал за день больше, чем его друзья, просиживающие штаны в офисах. Еще чаще, правда, день заканчивался неудачно и по вечерам карманы были пусты, пальцы болели, а в животе урчало от голода. Но даже если срезать корочку ностальгии с воспоминаний и посмотреть в прошлое трезвым взглядом, Вальдемару иногда отчаянно хотелось вернуться. Тогда он был свободен, по-настоящему свободен. Он мог лечь спать, а мог отправиться пешком на край города, чтобы встретить рассвет. Он мог случайно влюбиться, а мог возненавидеть. А как давно он испытывал это противоречивое чувство голода и наслаждения от любимой работы? Сотню лет назад, не иначе. В те времена еще и волшебников-то не было. Ни одного. А еще где-то там, внутри, у него была душа. Собственная. Настоящая…

Спустя какое-то время Вальдемар почувствовал легкую прохладу на висках. Он открыл глаза и увидел, что мир вокруг неуловимо изменился. Стало темнее, листья на деревьях налились желтизной, кусты вдоль дороги зачахли — будто за несколько минут автомобиль проделал путь из лета в позднюю осень. Водитель перестал непрерывно болтать о последних новостях, о дырявых носках и о конце света, и лишь неуверенно восклицал: "Ну, ничего себе!", или "Нет, я не верю!", а еще "Вырви мне глаз, если я не ослеп!". В чем-то водитель был прав.

На одном из поворотов, не так далеко от первых дачных домиков, водитель остановил автомобиль и заявил, что дальше не поедет.

— Не хочу я эту трехголовую псину видеть! — говорил водитель. — Чтобы она мне колесо прокусила, или голову? Ни за что, брат! Никуда я не поеду!

За стеклом начал накрапывать мелкий дождик. В воздухе настолько остро пахло волшебством, что Вальдемар почувствовал некоторое теплое родство с этим странным местом. Вальдемар рассчитался с водителем и вышел на дорогу. Дождь был ему не страшен. Вальдемар подождал, пока такси развернется и скроется из виду за поворотом, а потом пошел по дроге в сторону дачных домов.

По дороге Вальдемар совершил ряд странных действий. Сначала он засунул указательный палец правой руки в рот, потом поднял его высоко над головой — так моряки определяют направление ветра. Кончик пальца засветился. Вальдемар нахмурился. После этого он извлек из кармана старенький телефон-раскладушку, распахнул его и подкинул высоко в воздух. Телефон, кувыркаясь, исчез в темное, а обратно не вернулся. Вальдемар, при этом, и не думал останавливаться. Мало того — он все еще шел с поднятой вверх рукой и оттопыренным указательным пальцем, кончик которого светился. Если бы поблизости был еще кто-то, кто обладает достаточным волшебным даром, он бы разглядел, как от кончика пальца тянется тонкая, почти невидимая, светящаяся линия.