Все вы видели подобные вещи. Поскольку мы смогли разобрать эти слова, надеюсь, рано или поздно нам удастся расшифровать все. Слова‑то ладно, а вот цифры должны быть пересчитаны заново. Некоторые из них взяты из системы измерений, их нельзя будет восстановить, пока корабль движется по курсу. Итак, предположительно мы сможем в итоге все восстановить, руководствуясь первоначальной программой… которая, по сути дела, и является убийцей. Настоящим убийцей! Если системы тепловых измерений выйдут из строя прямо сейчас, мы все поджаримся, как цыплята, за каких‑нибудь восемь часов.
— Большую часть восстановительных работ вы можете выполнить безо всяких руководств, — сказал Элиот. — Вы ведь инженеры.
— Ну что ж, вы попали в самую точку. В подгруппе, следящей за измерениями температуры, у меня есть две женщины, которые работают с этой системой всю свою сознательную жизнь. В Ново‑Йорке они бы выявили неполадки в системе с закрытыми глазами и ушами. Но мы не в Ново‑Йорке. Работа моего отдела полностью зависит от главной системы, которая использует тепло гамма‑лучевых рефлекторов, что имеет первостепенное значение для жизнеобеспечения. Я имею в виду, от этого зависит, захотите ли вы поджариться за восемь часов или за восемь наносекунд. Но существует дополнительная трудность, и здесь никакой опыт вам не поможет. Виеджо обвел взглядом сидящих за столом.
— Хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Я целиком и полностью поддерживаю точку зрения Элиота. Даже если бы мы и хотели вернуться, это сальто‑мортале — предельно опасный маневр, так как вместо четырнадцати месяцев полет может растянуться на восемнадцать, а тогда потребуется в двадцать раз больше ракетного топлива.
— То есть мы попадем в ад в любом случае — летим ли вперед или возвращаемся назад, да? — спросила О'Хара.
— Мы увязли в дерьме по самые уши, вот что я хочу сказать. Независимо от того, куда летим.
Элиот указал рукой на Такаси Сато, представителя Службы движения:
— Сато, у вас есть мнение на этот счет?
— Два мнения. Чисто по‑человечески для меня этого вопроса не существует: я знал, что умру на борту корабля, когда согласился стать членом его команды. Мне не хочется возвращаться обратно, чтобы погибнуть при отступлении. Но поскольку я еще и инженер… все не так просто. Да, как говорит мистер Виеджо, кувырок длиной в четырнадцать месяцев — самая крайняя мера. Но если нам удастся замедлить вращение корабля, пожить несколько дней в условиях нулевой гравитации и очень плавно развернуться, никакой проблемы не будет. Возможно, проделать такой маневр будет гораздо безопаснее, чем двигаться вперед.
Несколько человек заговорили одновременно. Элиот дал слово Силки Клебер, ОГИ, техобслуживание:
— В данном случае я бы не положилась на теорию вероятности, факт остается фактом — что бы ни произошло там с ними в Ново‑Йорке, то же самое по возвращении ждет нас. Это было бы славной наградой за наше беспокойство о них, как вы считаете?
— Предположим, что люди живы, несмотря ни на что, — сказала О'Хара, — и нуждаются в нашей помощи. Насколько нам известно, они потеряли связь и доступ к информации так же, как и мы.
— Тогда на что показывала Берриган? — спросил Виеджо. — На компьютерную программу?
— Может, на экран монитора, — подключилась Севен, — который погас раньше нашего.
Элиот покачал головой:
— Сплошные догадки. Мы не можем принять решение, основываясь на предположениях. — Он повернулся к Севен. — Даже если они живы и нуждаются в нашей помощи, что мы можем им дать?
— Рабочую силу. Силу ума. Несколько тысяч хороших инженеров и ученых.
— У них и своих хватает. |