— А что они могут придумать такого, что не смог бы придумать ты? Ты же учился почти всю жизнь!

— По большей части я учился криминологии. И немного — деловому администрированию. А здешние ребята — убийцы, садисты, каннибалы, это верно. Но они не преступники. По теперешним стандартам они совершенно нормальные люди. Поэтому здесь я просто не могу применить почти ничего из того, чему меня учили.

— Я все равно считаю, что нам давно пора отсюда линять. Еще пара месяцев, в течение которых никто не умрет от чумы, и здесь начнется черт знает что. Конечно, все они тут дураки, ведь не настолько же! — Тед споткнулся и выругался. — Если здесь и есть один круглый дурак, так это ты! Зачем было делать прививки Генералу и Майору? Чума бы уже до них добралась!

— Это ничем бы не отличалось от убийства.

— Черт. Я совершенно перестал тебя понимать.

Вдали, в военно‑морских доках, мерцал тусклый огонек. Они направились в ту сторону.

— Знаешь, — сказал Тед. — Насчет Трахалки. Пожалуй, я смог бы за ней присмотреть. Мне самому хочется ее трахнуть.

— Так в чем же дело? — засмеялся Джефф. — Подойди и попроси.

— Думаешь, не просил? Христос и Чарли!

Они вышли на тускло освещенную площадку. Нехорошее это было место, неспокойное. По коже бегали мурашки. Поблизости у причала вырисовывались неясные тени — очертания громадных военных кораблей. Время от времени раздавалось противное потрескивание и поскрипывание, в воздухе витал запах скользкой гнилой ржавчины.

То был «нафталиновый флот»; некоторые из кораблей не эксплуатировались больше ста лет.

— Плохо, что мы не можем отплыть на одном из этих кораблей, — сказал Тед. — Тогда бы мы отправились...

— Отправились куда? — В круг света из темноты неторопливо вышел Стом, босиком, с пистолетом в руке. — Я уже давно иду за вами, почти от самой кухни. А теперь, парни, вам придется кое‑что мне объяснить. И хорошо объяснить. Так, чтобы я понял.

Глава 5

Конечно, у меня есть свои слабости и недостатки, но никогда не думала, что в их длинном ряду найдется место для ревности. Тем более — для ревности в самом грубом, чисто сексуальном смысле. Ведь еще при вступлении в брак я заранее оговорила со своими мужьями подобные вопросы. Мы условились, что за каждым из нас сохраняется право свободно вступать с кем угодно в какие угодно отношения. По собственному усмотрению. Но вот я получила из Ново‑Йорка огорошившую меня новость, и мною полностью завладело вышеупомянутое атавистическое чувство.

Дэн испрашивал моего согласия на брак с юной Эвелин Тен. Ожелби своим правом вето воспользоваться не пожелал. Я ответила Дэну, что должна подумать, нервно щелкнула переключателем, прерывая связь, и огорошила находившегося поблизости Сэма Вассермана парой крепких выражений. После чего вышла в сад, поразмышлять на свежем воздухе. Спустить пар, чтобы не лопнуть от злости.

Эвелин, внучку Ахмеда Тена, я знала с тех пор, когда та была еще совсем ребенком. Талантливым, очаровательным, но каким‑то слишком уж благопристойным. Ее молодость и бесспорная красота, которую было бы глупо не признавать, создавали для меня серьезную проблему. Я больше не была единственной, отныне и навсегда.

Да, стоило мне оставить свой курятник без присмотра на каких‑то шесть недель, как чертов петух тут же полез топтать другую курицу.

Конечно, я отдавала себе отчет в том, что все началось гораздо раньше. Года два назад, наверное, когда я стала все больше и больше времени проводить с Джоном. Да и любовью я с ним занималась чаще, чем с Дэниелом, хотя у того были значительно лучше и техника, и, так сказать, природные данные.