— Значит, я буду молчать.

— Как вам угодно, шериф Трумэн, — сказал Гиттенс. — Желаете хранить молчание — извольте. Тогда мы будем говорить, а вы слушать. Сами решайте, что вам выгоднее — только слушать или все-таки кое-что попытаться объяснить.

— А если я развернусь и уйду? Я ведь не арестован?

— Уйти-то вы можете, шериф Трумэн, но мы сделаем из этого вполне определенные выводы.

— Да мне напле… — начал я, однако тут же одумался. Лезть в бутылку не имело никакого смысла. — А что, если Келли будет там, за зеркалом?

Гиттенс переглянулся с Кертом и согласно кивнул.

Келли категорически посоветовал мне уклониться от допроса. Я ничего не выиграю от того, что соглашусь. Но я был другого мнения: я ничего не выиграю, если стану играть в молчанку. Будучи невиновным, я был готов ответить на любые вопросы, развеять любые подозрения и покончить с ситуацией, которую Гиттенс почему-то назвал «сложной». Она не сложная, а дурацкая. Разница!

Втайне мне было любопытно, почему Гиттенс наезжает на меня с таким упрямством. Почему он подозревает меня? Просто абсурд. Гиттенс с его огромным опытом вцепился — в меня! У него что, нюх совершенно отказал?

Если против меня есть какие-то улики, я хочу знать о них незамедлительно.

Чтобы высмеять их.

Чтобы побыстрее доказать их нелепость.

Келли, неодобрительно вздохнув, ушел за зеркало.

Допрос вел вопреки моим ожиданиям не Гиттенс, а Керт.

Это меня весьма смутило. Таким образом дело перемещалось из компетенции участкового детектива на уровень детектива из городского отдела по расследованию убийств. Начинало пахнуть жареным. К тому же Керт не проявлял даже видимости дружелюбия, свойственного Гиттенсу.

Керт положил передо мной прозрачный пакетик — в нем был стакан с эмблемой отеля «Ритц-Карлтон».

— Только что получили.

Я внутри так и обмер. Теперь необходимо сохранить внешнее спокойствие. Не дать дыханию участиться. Не дать лицу покраснеть. Не моргать и не ерзать. Никакой реакции. Но возможно ли подобное владение собой?

— Это стакан из комнаты, в которой ваша мать покончила с собой. На нем отпечатки ваших пальцев. Остатки жидкости содержали состоящий из барбитуратов осадок.

За этим молчание. Керт пристально смотрел мне в глаза, наблюдая за моей реакцией.

— Как вы объясните наличие отпечатков ваших пальцев на данном предмете?

— Пока никак.

— Данный предмет является орудием убийства?

— Нет, не является. И вы это прекрасно знаете.

— Стало быть, она выпила раствор, — сказал Керт. — Я думал, она глотала таблетки.

Я решил не отвечать.

— Эта улика имелась у прокурора Данцигера. Не делайте удивленные глаза. Он вас спрашивал об этом стакане? Желаете молчать?.. Ну-ну, молчите… Однако есть еще кое-что. То, как вы вместе с матерью входите в отель, запечатлела видеокамера охранной службы. Да, шериф Трумэн, ваше личико осталось на пленке. Похоже, и обычную регистрационную анкету заполняла не сама миссис Трумэн, а вы. Результат графологической экспертизы пока не готов. Но ввиду наличия видеофильма он практически излишен. Ваша мать пришла в «Ритц-Карлтон» в вашем сопровождении.

Я надеялся, что мое лицо хранит непроницаемый вид хорошего игрока в покер. В конце концов я сын своей матери, а она умела хранить непроницаемый вид.

— Итак, вы помогли ей уйти из жизни. Правильно? Вы ее убили.

— Это не убийство.

— В нашем штате подобное действие приравнено к убийству. Ведь Данцигер вам так и сказал, да? Он ездил в Мэн не для пятиминутного разговора, который все быстренько разъяснит; он ездил, чтобы предупредить вас: готовится дело для суда присяжных.