Наплевав на то, что сделал с близкими людьми. Откажет — не отступлю. Не отпущу. Докажу, что я могу быть лучшим. Для нее одной. Для моей огненной суккубки, моей солнечной кудряшки, моей…
— Кевин? Скажи, что не так? — вытянул меня из приступа самомотивации встревоженный голос Мари.
— А? Все… — А вот сейчас взял и повел себя как настоящий мужик! То есть правду сказал, как есть. — Детка… Я стою тут и… — Собираюсь с духом позвать тебя замуж, заодно и готовясь быть с этим посланным. — Бля, какая же ты у меня охренительная!
И это правда. Вид Мари, обнаженной, покрытой миллионом капель на розовеющей от горячей воды коже, с потемневшими до цвета красного дерева прядями, облепившими шею и плечи, просто убил на месте. Вышиб последние мозги, вместе со всеми сомнениями и погаными вероятностями.
Шагнув к ней, обхватил мокрый затылок пятерней, врезался в ее рот своим изголодавшимся, тесня к ближайшей стене. Наощупь открыл коробочку, роняя уже бесполезную фигнюшку на пол. Оторвавшись от ее губ, обхватил тонкое запястье, поднимая ладошку Мари перед нашими лицами. Дал ей лишь секунду. На то, чтобы увидеть кольцо, но не на реакцию.
— Замуж за меня пойдешь! — заявил с нажимом, аккуратно, но быстро натягивая золотой ободок на ее изящный пальчик, где ему теперь место навсегда.
— Уверен?
— А куда ж ты денешься!
— А подумать?
— Я подумал. А ты тоже думай. Если сможешь, — коварно усмехнулся я, возвращая ей ее беспощадность и практически упав на колени. Под шокированное «ох!» закинул ее ногу себе на плечо, стремительно утыкаясь во влажные темно-рыжие завитки лицом. — Готов даже выслушать весь процесс твоих умозаключений, и не стесняйся быть погромче, детка!
— Ке… ви-и-ин! — начала с возмущенного крика и закончила пораженческим стоном моя взрывоопасная невеста, повинуясь бесстыдным нападкам моего языка и губ.
Да, факт свершился! Прямо сейчас без малейших стеснений и скромности я вкушаю сладость и трепет моей невесты, соответственно, будущей жены. И от них, так же, как и от осознания неминуемости нашего очень, надеюсь, скорого бракосочетания, меня уносит так, что хрен понимаю, где я нахожусь в пространстве.
— Я же говорить не могу!
От легкого давления моих зубов она взвилась на цыпочки, вдавливая вторую ногу пяткой между моих лопаток и впиваясь ногтями в кожу головы, и я, давясь шипением, вынужден был сжать член у основания, чтобы не кончить сразу же. Терпение, засранец ты одноглазый. Только терпеливым доступна благодать, и у нас она совсем близко. Вот только где же взять ту фантастическую суперсилу, что удержит на краю и не даст улететь?
От ее отзывчивости на каждое мое касание, от мускусно-сладкого вкуса, что мне дарила щедро, от охерительного вида снизу на ее умопомрачительные груди с заострившимися, умоляющими о моем рте сосками, на приоткрывшиеся в тяжелом дыхании налитые губы, которые никогда не будут достаточно исцелованны или нежеланны мне. Но больше всего от затуманенного взгляда любимых глаз, что проливали на меня, как благодатным ливнем, не одну только страсть, но и любовь. Вот так она и выглядит. И теперь, когда я знаю, видел, во веки веков ни с чем не спутаю и не потеряю.
— А много и не надо. Просто «Да!» — пробормотал я, впиваясь с еще большей жадностью в нежную плоть, требуя ее оргазм. Они мне теперь так же необходимы для нормальной жизни, как воздух и пища.
— Нет-нет-нет! — замотала головой Мари и захлопала ладошкой по кафельной стене, к которой была прижата, а у меня все похолодело. — Такое только глаза в глаза. Иди ко мне, малыш мой.
Малыш… Я… Ее…
Исцеловал трепещущий живот по пути наверх, тиская ягодицы. |