Конечно, для консервации органов я просто-напросто воспользовался открытиями, сделанными русскими учеными и специалистами из других стран. Сам я невролог и…
Только в этот момент к Вирджинии вернулся дар речи. Она продолжала стоять, не сводя глаз со стеклянного сосуда, но, по мере возвращения к ней мужества, ее покидала робость перед этим внешне беззащитным стариком. И все же, хотя она и почувствовала некоторое облегчение, в ней оставалось еще напряжение, жажда новых знаний, и прежде всего, о самой себе.
— Но если это мое сердце, — она указала внезапно одеревеневшей рукой на живую плоть за стеклом, — что же тогда бьется сейчас внутри меня? Что?
В голосе безобидного старичка внезапно появились холодные и недружелюбные интонации.
— Ведь вас зарезали, правильно? И тем не менее вы здесь и разговариваете со мной. К чему тогда беспокоить себя вопросом о том, что внутри вас. Я взял от вас гораздо больше, чем просто сердце. Но не стоит искать шрамов, оставшихся после других операций. Я не пользуюсь варварскими методами. Пройдемте сюда.
Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и скользящим старческим шагом направился в глубь комнаты. Потом прикоснулся к чему-то в голой стене. Тут же беззвучно отворилась дверь, за которой были ступеньки, ведущие вниз.
Находившаяся внизу комната была такой же огромной, как и та, которую они только что покинули. Она тоже была сплошь заставлена стеклянными конструкциями. Содержимое сосудов было самым разным: помимо сердец здесь были легкие, органы, похожие на печень, поджелудочные железы и несколько пар почек.
Все эти органы казались живыми. Про легкие это можно было сказать определенно: они медленно и постоянно расширялись и сжимались.
Старик остановился перед сосудом, где хранилась пара легких. Он молча указал на табличку. Вирджиния пыталась взять себя в руки, приближаясь к ней. Предчувствие ее не обмануло — на табличке она прочитала собственное имя.
Медленно она повернулась лицом к старику. Сознание ее прояснилось, страх отступил. Реальность заключалась в том, что она была жива. Все остальное не имело значения. Она отрывисто рассмеялась.
— Пожалуйста, перестаньте шутить надо мной! Что вам от меня нужно? Что?
Вирджиния сказала себе, что надо успокоиться, но эта истерика поразила ее. «Эта женщина, — подумала она, — эта ужасная женщина сделала из меня психопатку».
— Доктор Крэнстон, — с волнением произнесла она, — вы выглядите честным человеком. Что же это такое? Что произошло?
Старик пожал плечами.
— Боюсь, что я не осмелюсь рассказать вам ничего, кроме того, что это ваши легкие, а сердце в помещении наверху — тоже ваше. Изъятие органов не причинило никакого вреда вашей нервной системе, кроме одного или двух участков, но легко было устранимо. — Он посмотрел на нее. — Полагаю, вы уже побывали снаружи. Мне не удалось прибыть сюда так быстро, как я намеревался, поэтому у вас было время. Прошу извинить меня за это. Я никак не мог починить замки на двери. Их сломал один человек, которому я, как и вам, спас жизнь. Он… — Крэнстон умолк. — Неважно. Что же касается органов, — продолжил он, — то после вашей смерти мне ничего другого не оставалось, кроме как заняться изъятием ваших органов. Вот здесь, — он повернулся к ближайшему сосуду, — ваш мозг. Миссис Паттерсон постаралась на совесть. Заколов вас, она воспользовалась длинной иглой, чтобы проткнуть ваш мозг, после чего та же участь постигла ваши легкие. Она постаралась сделать так, чтобы после реанимации вы никогда не смогли бы стать тем, кем были прежде. Она вместе с другими считает, что если я позволяю себе делать им замечания, то меня автоматически можно заставить поставлять для них рекрутов. |