Клонферта еще перевязывали, когда Веббер явился с «Сириуса» с одним из офицеров Пима и с сообщением от него. Сообщение пришлось орать, перекрывая грохот пушек «Беллоны». Пим предлагал Клонферту перейти на «Сириус»: «„Ифигения” до рассвета не сможет сняться с мели, а поскольку „Нереида” засела как раз между ней и французскими судами, она не может стрелять по ним. Но лорд Клонферт, несомненно, может перейти на „Сириус”».

— Оставить моих людей!? — крикнул Клонферт своим странным измененным голосом. — Да будь он проклят! Передайте ему, что я сдаюсь.

Когда офицер вышел, а перевязка была закончена, он обратился к Стивену:

— Все, доктор? Я искренне благодарен вам, — и сделал попытку подняться.

— Может, вам полежать? — участливо поинтересовался Стивен.

— О да, — отозвался Клонферт, — ноги гудят. Но мне надо на палубу. Я должен сделать все как следует, не как ничтожество.

Он встал, и Стивен сказал:

— Осторожней с повязкой на шее. Не разматывайте ее, или вы умрете в течении минуты.

Вскоре почти все оставшиеся матросы по приказу капитана спустились вниз, течение службы было нарушено — и в это час и далее склянки молчали, но жизнь продолжалась. Некоторые собрались в кубрике, и из их приглушенных разговоров, и из сообщений вновь можно было узнать — что происходит: с «Иифгении» подходила шлюпка, чтобы узнать — почему «Нереида» прекратила огонь, и не перейдет ли капитан на их корабль. Им сказали, что фрегат сдается, и что капитан остается на борту. Капитан отправил парламентера на «Беллону» с просьбой прекратить огонь. Почему? Потому что он приказал спустить флаг. Но шлюпка не смогла ни достичь «Беллону», не смогли и докричаться до них. Затем раздался крик, что на палубе пожар, и несколько человек кинулись тушить его, а вскоре сбитая грот-мачта рухнула за борт.

Лорд Клонферт снова спустился вниз, и ненадолго присел посреди кубрика. Хотя Стивен все еще трудился, как проклятый, он поглядывал на Клонферта в промежутках между операциями, и у него сложилось четкое ощущение, что тот находится в сомнамбулическом состоянии. Однако вскоре тот поднялся, и начал прохаживаться среди раненых, окликая их по именам.

Было далеко за полночь. Французский огонь ослабел, британские пушки молчали уже давно, и вот, после нескольких беспорядочных выстрелов, в ночи воцарилась тишина. Люди засыпали там, где удавалось присесть или прилечь. Стивен взял Клонферта за руку, подвел его к койке умершего казначея, что находилась изрядно ниже ватерлинии, показал ему, как расположить голову так, чтоб не потревожить рану, и вернулся к своим пациентам. Их было более ста пятидесяти, двадцать семь уже умерли, но он надеялся, что из оставшихся выживет хотя бы сотня. И еще один Бог знает, сколько убитых наповал на палубах было выброшено за борт во время боя. «Семьдесят или около того», — подумал доктор. Он растолкал мистера Фентона, спавшего уронив голову на руки на сундуке, заменявшем им операционный стол, и вместе они отправились проверять повязки.

Они все еще были заняты, когда взошло солнце и «Беллона» вновь открыла огонь по «Нереиде», снова и снова, несмотря на непрерывные оклики с последней. Канонир спустился вниз с зияющей раной от щепки на лбу, и, пока Стивен накладывал лигатуру на артерию и бинтовал ему голову, тот рассказал, что, оказывается, флаг «Нереиды» все еще развивается над фрегатом, и, главное, его никак не удается спустить. Прошел слух, что его прибили к мачте гвоздями, но канонир об этом ничего не знал, а боцман, который наверняка знал правду, был мертв.