Доктор Мэтьюрин для команды «Боадицеи» был благословением Божьим: он мог не только обращаться к коммодору в небывало свободной манере, но и задавать вопросы, на которые не решился бы более никто из находящихся на борту — и получать на них вежливые ответы гораздо чаще, чем суровые отповеди. Джентльменские привычки не подслушивать приватные беседы давно уже приказали долго жить, и всякие разговоры на квартердеке немедленно стихли, дабы не пропустить ни слова из беседы между коммодором и доктором.

Доктор не разочаровал команду и на этот раз:

— Что это, сэр, что я вижу? Золотые галуны, бриджи, шляпы с плюмажами. Позволь предложить тебе бутерброд. И вообще, ты собираешься атаковать, или как?

— Я как раз об этом раздумывал. Но, видимо, дело зашло уже слишком далеко, так что придется. Ты заметил, что мы уже и к бою приготовились?

— Ну конечно, я заметил. Не мог же я, бороздя моря все эти годы, не понять значение этого дикого бардака, когда каюты вдруг исчезают, мои бумаги и образцы летят во всех направлениях и упихиваются в ближайший рундук. Собственно, именно поэтому я и забрел сюда — в поисках спокойствия. Господи, как же они уже близко! Это будет очень нескромным, если я спрошу: что дальше?

— Сказать правду, доктор, есть два пути. Корвет, как видите, отдал буксир, и идет под всеми парусами к Маврикию, несомненно, с приказами от коммодора. А сам коммодор идет назад, к «Бомбею». Теперь, если он решит использовать «Бомбей», если он выделил достаточно людей для обслуживания его орудий — то они будут действовать в паре. В этом случае нам надо пройти между ними, паля с обоих бортов. Но если он не решился разделить команду и просто прикрывает этим маневром уход «Виктора» — то драться мы будем один на один. Тогда мы должны сманеврировать ему под нос либо к квартердеку и взять его на абордаж. При этом не повредить его корпус и все это прекрасное рангоутное дерево, что сложено у него на палубе. Следующие десять минут покажут, как пойдет дело. Если он не уберет фок сразу после подхода к «Бомбею» — значит, тот не участвует в бою. На марсе! — заорал Джек, — Что видно на севере?

— Ничего сэр, только шлюп, — отозвались сверху. — Горизонт чист. Шлюп поставил кайт на гроте, ставят еще один.

После этого на борту «Боадицеи» воцарилось длительное молчание: люди со своих мест поглядывали поверх уложенных вдоль бортов коек и из открытых портов на приближающуюся «Венус», развешенные от обломков рангоута сети расчерчивали палубу световыми квадратами, ветер жужжал и посвистывал в снастях.

Минуты проходили, вот прошло и десять минут — и по кораблю пробежала волна приглушенных голосов. «Венус» не убрала фок и сейчас она уже оставила «Бомбей» прилично за кормой. Фрегат с обрубками мачт выглядел уродливым и неуклюжим, но, решившийся на бой, он был все так же опасен. Пушечные порты «Венус» были открыты, готовые выбросить массу разящего металла, на палубе было полно народу.

— Мистер Сеймур, — приказал Джек, — оставить только фок и марселя. Откатить орудия, перезарядить картечью. Ни один выстрел не должен повредить корпус. Вымести ее палубы, но не троньте корпус! Слышите меня, эй там!? — крикнул он, возвысив голос. — Прислуга орудия, повредившая корпус, будет высечена! Мистер Холл, правьте ему под нос.

Ближе, ближе… Мнение Джека о Гамелене выросло: тот ставил на залп с близкого расстояния, который должен был нанести «Боадицее» фатальный ущерб, ставил все, ибо после поворота бортом «Венус» с ее малым количеством парусов на временных мачтах уже не успевала увалиться под ветер и превращалась в безнаказанно избиваемую неподвижную мишень.