В холле майор Тулли до боли пожал им руки, чтобы выразить свою симпатию и сочувствие.

Пошел дождь, и трое мужчин вынуждены были бежать к машине, чтобы не промокнуть. Ричард Цански, ни слова не говоря, повалился на сиденье. Малко наблюдал за велосипедистами и мотоциклистами, стоически продолжавшими свой путь под тропическим ливнем. Это было невесело!

– Кого вы считаете ответственным за это убийство? – спросил Малко, когда машина направилась на мост к авеню Конг-Ли.

Ричард Цански с отсутствующим видом гладил мертвую половину своего лица. Внезапно их бросило вперед. Колеридж резко затормозил, чтобы не наехать на старуху, которая с тяжелым грузом семенила посередине улицы.

Из-за шума клаксонов Цански вынужден был повысить голос, чтобы его услышали.

– У меня есть идея. Митчел занимался операцией «Санрайз». Но я его видел вчера, и он не чувствовал опасности... Так что я не понимаю...

– "Санрайз"? Что это такое?

Нечто похожее на горькую полуулыбку тронула губы Ричарда Цански.

– Это то, для чего вы и приехали в Сайгон...

Раздался треск: тяжелая стеклянная пепельница, которой Ричард Цански неистово стучал о стол, разлетелась вдребезги. На Малко смотрел невидящий глаз патрона ЦРУ, объятого гневом.

Малко с любопытством осматривал мебель в кабинете американца. После «Тет»-наступления, каждый ящик носил определенный номер, соответствующий очередности эвакуации. Вся мебель была стальная.

– Вы должны были встретиться с полковником Митчелом у меня сегодня утром, – медленно проговорил Цански после того, как сбросил осколки разбитой пепельницы в корзину.

Внезапно в ладонях Малко появилось неприятное покалывание. Все это напомнило ему тот день в Стамбуле, куда он прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть проходящего под окном человека, с которым у него была назначена встреча.

А между тем, он чувствовал себя в безопасности здесь, в этом прохладном кабинете, защищенном от горячего и пыльного Сайгона.

– Поясните мне.

– Все эти желтые – мерзавцы! Все!

Черты лица Ричарда Цански дышали ненавистью. Смерть полковника Митчела наложилась татуировкой на его мозг, и она будет существовать всегда, как и татуировка на его волосатых руках.

– Уже несколько месяцев эти мерзавцы вмешиваются в наши дела, – проворчал он. – Они берут наши доллары, наши парни теряют здесь здоровье, а когда мы даем им советы, они отвечают, что, мол, находятся у себя дома...

– У себя???

Он горько рассмеялся.

– Да нет больше Вьетнама, я это знаю, я это вижу! Нет больше ничего: ни экономики, ни администрации, никакой продукции. А они отказываются изменить расценки обмена.

– А кто эти мерзавцы?

Цански посмотрел на Малко и внезапно успокоился.

– Президент и вице-президент, – ответил он. – Они стоят друг друга. К счастью, есть один хороший парень в их правительстве. Жесткий. Тип, который не отправляется каждую неделю в Гонконг с чемоданом, набитым пиастрами, и который не плюет нам в лицо. При нем все может измениться!

Малко начал кое-что понимать. ЦРУ вело некую игру, которую оно так долго практиковало в Центральной Америке: покупка и продажа правительств всякого рода.

– Все это не очень ясно, – сказал он. – Для чего я все-таки сюда приехал?

Голубой ледяной глаз уставился в золотистые зрачки Малко, ища иронии в вопросе. Потом Ричард Цански нагнулся вперед, как будто стены имели здесь уши.

– Все очень ясно, – проговорил он. – В Сайгоне есть тип, которого зовут Ду Тук, полковник Тук.