Изменить размер шрифта - +

     - Я помогу тебе выбраться отсюда, когда стемнеет, - пообещал он, когда я показал ему свои раны.
     Он, видимо, обрадовался предлогу остаться в яме и не возвращаться в бой. Рассуждая теоретически, он еще обязан был наступать. Он отнесся ко

мне по-братски и довольно ловко перевязал перебитую ногу. Но всю эту ночь немцы так ревностно прощупывали "ничейную зону" прожекторами и так

жарили из пулеметов, что мы не решились выйти из прикрытия. Товарищ мой сунулся было наружу, но тотчас же вернулся назад.
     Мы сильно страдали от жажды. Я вылил добрую половину воды из своей фляжки на губы умирающего солдата, который теперь лежал рядом со мной,

холодный и окоченелый. Живой же мой товарищ все собирался снять фляжку с водой с кого-нибудь из убитых, лежавших наверху, но не решался вылезти

из ямы.
     На следующую ночь стрельба затихла, и мы с трудом выползли из ямы и кое-как добрались до окопа, откуда началась атака. Обе мои ноги не

действовали, и когда я попробовал согнуть ту, которая не была перебита, из нее пошла кровь. Поэтому я полз на руках, и всякий раз, как вспыхивал

прожектор, замирал на месте и притворялся мертвым, боясь, как бы меня не заметил какой-нибудь зоркий немецкий снайпер или пулеметчик. Товарищ

мой пробирался рядом со мною, но от него было мало толку, разве что подбадривало сознание близости человеческого существа.
     Мы совершенно случайно попали в свой окоп. Я свалился туда головой вперед, и меня чуть было не прикололи штыком, приняв за немца. Там

нашлась вода, и мне оказали помощь. В окопе находились солдаты Девятого Девонширского полка, который сменил наш разгромленный батальон.
     Утром откуда-то появились носилки, и началось тяжкое, мучительное путешествие, - я направлялся в тыл, в мир нормальных людей. Стиснув зубы,

я напряженно думал о Ровене. Я готов был перенести самые ужасные мучения, - лишь бы сохранить жизнь ради нее. Меня протащили по окопам, вынесли

наверх на открытое место и положили у шоссе в ожидании санитарной повозки; приехала она только через полдня. После долгих часов страданий,

казавшихся мне годами, я добрался до перевязочного пункта, где меня наспех перевязали и отправили дальше. Потом опять санитарная повозка,

распределитель, эвакуационный пункт и громыхающий, тяжело ползущий, без конца маневрирующий, то и дело останавливающийся поезд, наконец

госпиталь, где мне ампутировали по колено ногу.
     В таком виде, искалеченный и морально опустошенный, я наконец направился в Англию - к Ровене.

10. НОЧНЫЕ БОЛИ

     Когда лежишь неподвижно на койке бесконечно долгие часы, испытывая боль в ноге, которой уже нет, когда сон и покой, кажется, навеки тебя

оставили, а впереди перспектива безрадостного "хромого" существования, мысль с необычной легкостью странствует по безбрежной, покинутой богом

вселенной.
     Тут только я осознал, что во мне не осталось ни тени веры во все, что проповедовал мой дядя, и волей-неволей я должен приспособиться к

иному, чуждому милосердия миру, жить в мире, где все, начиная с моей гноящейся раны и кончая самой далекой звездой, лишено какого бы то ни было

смысла. Я не был одинок в своем разочаровании, ибо прекрасно знал, что весь мир давно утратил наивную веру. Я принадлежу к поколению, которое

никогда не верило по-настоящему. Но обстоятельства сложились так, что я с особенной остротой почувствовал все это.
     Нет доброго, милосердного бога, нет и бессмертия для человека в этой мрачной пустыне времени и пространства! Это, кажется, все теперь

признают.
Быстрый переход