|
Каждый день мы подолгу с ним беседовали, и всякий раз он как-то неохотно кончал разговор. Мы поделились с ним своими переживаниями на фронте, а потом говорили большей частью о пустяках, но всякий раз у него был такой вид, будто он не договаривает чего-то самого главного. Однажды Ровена, постоянно меня навещавшая, принесла показать мне ребенка. Я уже начал ходить на костылях и с нетерпением ожидал обещанный мне замечательный протез, - меня уверяли, что искусственную ногу не отличить от настоящей. Протез этот был очень дорогой. К этому времени я уже примирился со своим несчастьем и не без гордости помышлял о том, как буду пользоваться этим приспособлением из пружин и пробки; замечу в скобках, что впоследствии оно, конечно, не оправдало моих ожиданий. Я показал Ровене чертежи ноги, которые мне дали посмотреть. Это был на редкость счастливый для меня день. Ровена была удивительно мила и обаятельна, война и житейские невзгоды бесконечно далеки от нашего цветущего и жизнерадостного сыночка. Хотелось верить, что мир водворился надолго. Ребенок подрастал, он уже узнавал родителей и пытался объясняться, прибегая к междометиям и односложным словам. Ему можно было прямо позавидовать. Он был очарователен, бесконечно мне дорог и забавен. Казалось, он отнял у меня весь мой эгоизм, сделавшись центром моей жизни. Мы долго сидели на веранде; мне не хотелось отпускать своих гостей, и я проковылял на костылях, провожая их до самых ворот. Вернувшись на веранду, чтобы взять оставленные там книги и бумаги, я увидел, что Глаз поджидает меня. Все время, пока Ровена была со мной, Полифем наблюдал за нами. - Что это за человек? - спросила Ровена. - Это "ежедневный наблюдатель", он же и "воскресный наблюдатель", - отвечал я. - Он готов отбивать хлеб у репортеров. - Пусть себе смотрит, - сказала Ровена, - если это хоть немного облегчает его участь. После ее ухода он подошел ко мне. - Я рад видеть вас таким счастливым, Блетсуорси! - сказал он. - Очень вам благодарен, - отвечал я с искренней признательностью, ибо в счастье гораздо реже можно встретить сочувствие, чем в беде. - Это, право же, меня очень, очень радует. - Мне приятно, что я могу вас чем-то порадовать. - Поверьте, что это так, - настаивал он. - У меня, видите ли, есть совсем особые основания желать вам добра! Я насторожился и удивленно уставился на него. - Я должен вам очень много - и в прямом и в переносном смысле. В его жестах и в интонациях мне почудилось что-то знакомое. - Три тысячи фунтов, не говоря уже о процентах. - Лайолф Грэвз! - вскричал я. - Да... - Он примолк, ожидая, как я буду реагировать. - Три тысячи фунтов золотом и золотоволосую девушку! Ну, ее-то я вам готов простить. - Еще бы! - проговорил Грэвз, указывая рукой на ворота, за которыми скрылась Ровена. Он тоже простил мне старую обиду. А я понимал, что я гораздо счастливее его и что бессмысленно теперь его преследовать. Протянув руку над костылем, я пожал ему левую руку. - Какой я был глупый, желторотый юнец! - вымолвил я. - А я-то, со своими сумасшедшими планами! Но я получил хороший урок. |
