Изменить размер шрифта - +
.. вашего отъезда. Может быть, она и раньше об этом мечтала. Мне думается, это мамаша нацелилась на

вас. Не знаю, право. Словом, она замужем за мясником. Этакий кудрявый парень, румянец во всю щеку, в ярко-синем переднике, а в лавке у него

мраморные прилавки, на которых лежат розовые колбасы. У нее всегда были самые примитивные вкусы, и я полагаю, с ним она куда счастливее, чем

была бы с вами или со мной. Уж он-то ее не идеализировал.
     Грэвз замолчал. Я засмеялся.
     - А я как раз этим и занимался, - сказал я. - Дальше. Так, значит, она вышла замуж за колбасника.
     - Да, но по-прежнему субтильна. Она рассказывала мне, что всякий раз, как муж собирается заколоть свинью, она заранее затыкает уши.
     - Вы с ней разговаривали?
     - Ну конечно. Она сидит в лавке за конторкой и ведет книги. Очень мне обрадовалась. Ни тени обиды. "Ко мне заходят многие из наших прежних

покупателей", - уверяла она. И спросила, побывал ли я у ее маменьки.
     - А вы у нее были?
     - И не подумал! Мне никогда не нравилась ее маменька.
     - А дети у нее есть?
     - Трое, не то четверо. Во время войны она вела все дела со своим дядюшкой, а муженек приезжал в отпуск, закалывал парочку свиней и все

такое. Дети очень милы, Блетсуорси, розовые и золотоволосые. Здоровые, как вся их порода. Не то, что этот ваш маленький джентльмен - комочек

нервов!
     - Но как она была прелестна, Грэвз!
     - Она порядком располнела. Теперь вам было бы трудновато ее идеализировать, Блетсуорси.
     - Она была приветлива с вами?
     - Спрашивала про вас. "Ну а что, говорит, ваш приятель, - тот, что открыл вместе с вами магазин?"
     - Как вы думаете, рассказала она о нас своему муженьку?
     - Ни словечка. Было бы слишком сложно все это объяснять, а вкусы у нее были всегда примитивные. Да, может быть, она и сама толком не

поняла, что такое стряслось.
     - Вы думаете, она все скрыла?
     - Попросту забыла. Вспоминать обо всем этом было бы слишком утомительно, да и не очень-то приятно. Эта история потеряла для нее всякий

интерес, - разве что с мужем у нее могли быть из-за нее стычки. Наверное, она перестала об этом думать еще до того, как вы уехали из Оксфорда.
     - Говорят, ум человеческий не менее разборчив, чем желудок.
     - Дело в том, что жизнь дает слишком уж богатую пищу нашему уму, - продолжал он. - Нам приходится волей-неволей сбрасывать кое-какой

балласт.
     Быть может, когда-нибудь путем трепанации черепа удастся расширить мозговую коробку и выращивать более вместительный мозг. Такой, что

сможет охватить все на свете. Кто знает? Мне говорили, что это вполне возможно - в будущем. Но в наши дни умнее всего тот, кто умеет упрощать

жизнь. А такова была, есть и останется Оливия. Если не отбрасывать всякие там трудности, то придется их принять, как-то принарядить или

лицемерно их скрывать. Это только усложняет жизнь, мешает нам жить... Да и что в этом хорошего? И к чему это нас приводит? По существу говоря, я

человек дела, Блетсуорси. Каждый из нас должен идти своей дорожкой, что бы у него ни было на душе. И что за польза человеку, если он будет

разрешать мировые проблемы и проворонит свое маленькое дело? А все эти серьезные вопросы только излишний балласт! В лучшем случае, они вызывают

у нас смутные порывы и желания, которые неизбежно приводят к разочарованию и недовольству.
Быстрый переход