|
- Дела наши плоховаты". Смысл письма сводился к тому, что мы слишком широко задумали свое предприятие. Он хотел, чтобы я как следует себе это уяснил. Со временем, вероятно, все уладится, но сейчас мы оказались в тяжелом положении. "Ты помнишь, я с самого начала сказал тебе, что это дело требует капитала в десять тысяч фунтов, - писал он. - Так оно и есть". На украшения, меблировку, предварительные расходы, оборудование конторы и директорские оклады мы потратили, в сущности, все наши наличные ресурсы. Мы едва только начали закупать товар. "Вдобавок я взял со счета значительно больше гарантированной тобою суммы", - писал он. Я вспомнил, что дал ему весьма путаную и неясную доверенность на тысячу фунтов. Мы уже выплачивали жалованье двум приказчикам, рассыльному и стенографистке Лайолфа, а официально еще даже не начали торговли. Правда, магазин был открыт и мы обслужили нескольких случайных клиентов, но торжественное открытие мы хотели приурочить к началу учебного года. Тут мы собирались произвести сенсацию, а сенсация всегда обходится недешево. Основную часть товара нам предстояло еще закупить, и в течение нескольких месяцев надо было вести дело в кредит. В Оксфорде всегда приходится так делать. Желторотые студенты хватают литературу с жадностью прожорливого утенка - но не за наличные. "Ничего не поделаешь, - писал Грэвз, - остается одно - увеличить капитал и идти вперед. Теперь уже поздно отступать..." На этом письмо обрывалось. По-видимому, ему помешали. Я держал письмо в руке, тупо глядя на новенькое бюро, на которое лампа отбрасывала коричневую тень. Еще капитал? У меня был капитал, но я уже приближался к тому, что Ферндайк называл "чертой безопасности". До сих пор я рисковал только сокращением своих доходов, теперь пахло потерей независимости, которую я так ценил. Передо мной ярко встал образ старого Ферндайка, и я услышал его слова: "Согласитесь, что у вашего друга немного не хватает... как бы это сказать?.. умственного балласта, да и жизненного опыта". Я оглядел нашу весьма солидную, внушительную контору. Было очень весело обставлять ее - но не слишком ли она велика? Неужели Грэвз, мой сообразительный и изобретательный друг, менее солиден, чем, скажем, наш чудесный шкафчик, рассчитанный на хранение десятков тысяч писем? Погруженный в размышления, я не сразу расслышал какое-то движение и скрип, доносившиеся сверху. Наконец я сообразил, что, наверное, Грэвз у себя в спальне. Необходимо сейчас же переговорить с ним обо всем! Квартира Грэвза имела особый вход с улицы; выйдя из конторы, я прошел по коридору в переднюю. Пол в магазине и лестница были устланы превосходными, дорогими голубыми эксминстерскими коврами. Поднявшись по лестнице, я очутился в полутемной гостиной, прежде чем Грэвз заметил мое присутствие. Дверь спальни была приоткрыта, в спальне горел газ. Я уже собирался окликнуть Грэвза, но меня остановил звук поцелуя, скрип мебели и чей-то громкий вздох. И тут - о, ужас! - до меня донесся голос Оливии Слотер, слишком хорошо мне знакомый. - Ну! - сказала она со вздохом глубокого удовлетворения. - Ты настоящий чемпион по части поцелуев. Потом послышался шепот Грэвза и какая-то возня. - Перестань! - как-то лениво протянула Оливия Слотер, а затем добавила с деланной строгостью: - Перестань, говорят тебе! Тут у меня в памяти какой-то пробел. |
