|
Но я уже откусил здоровый шмат обнаруженного громадного сэндвича. И пропал.
— М-м-м… — Так же и кончить недолго.
Дорогу к моему сердцу всегда верно указывал член. Ага. Если вставал, значит, дамочка выбрала правильную тропинку.
Но запах и вкус этого божественного сэндвича неожиданно даже для меня распахнули широченные ворота прямиком в душу. Оказывается, она у меня тоже есть, вместе с сердцем и членом. И сейчас эта самая душа требовала выяснить, где и у кого злюка Кэти украла это сокровище, чтобы в свою очередь украсть производителя этих самых сэндвичей, поработить его (или ее, но это маловероятно, ибо девчонки не умеют так готовить мясо), посадить на цепь в нашем гараже и не отпускать этого чудо-повара до тех пор, пока мы все — а я в первую очередь, как первооткрыватель — не нажремся этой вкуснотищи до отвала. А этого не случится никогда, потому что желудки у нас — ямы бездонные.
— Нет, ну не гад ли ты! Поимел, подставил, еще и обожрал!
— Кто?
— Ты!
— Я спрашиваю, готовил кто?
— Хрен в пальто!
Р-р-р, ай! Больно же!
— Ты укусила меня!
— Я куфала фэндфиф!
— А укусила меня за руку! — Ответом мне было «поделом тебе» фырканье.
— Я!
— Что ты?
— Я готовила!
— Брешешь!
— Да пофел ты! — чавкая укушенным от МОЕГО сэндвича, прошамкала с набитым ртом змеюка. — Я про святое не брешу. А еда, которую я сама готовлю, — это святое.
Это она серьезно? Она сама это готовила? Может, и правда пересмотреть свое отношение к этому чертову фейковому браку? Если там будут ТАК кормить, то я готов побыть гребаным самцом песчанки… или как бишь его там.
— Без балды? Сама приготовила мясо? Такое вкусное! Эй, тут последний кусочек остался!
— Это мой сэндвич!
— Он выпал из твоей сумки в моей комнате! Значит, стал моим!
Да чтоб тебя! Она снова укусила меня за пальцы, чертова дьяволица!
Боль от ее укуса прострелила до самого паха. И едва успокоившийся жилец в ширинке снова запросился на горячую прогулку. Ведьма злодейская, а не змеюка.
Я впился в ее губы, блестящие от мясного сока, кусая и облизывая их, словно в попытке отобрать вожделенный кусочек божественной еды. Но куда там! Она проглотила, не жуя, и вернула мне такой же агрессивный поцелуй-укус, от которого в башке снова забахало, завзрывало и снесло ту, бедную, на хрен.
Рыча и хрипя, я принялся выколупывать Кэт из уродского серого пиджака, в котором она приперлась требовать свою гребаную рекламу. А эта волчица бешеная запустила свои острые когти мне в плечи, с удивительной силой разворачивая и толкая спиной в стену, не разрывая при этом поцелуя.
Твою мать, ну как же эта зажигалка адская целуется! Будто она сама пламя, и в каждом выдохе и толчке дерзкого языка вливает его в меня. Резко отстранившись, Кэтрин лишь мгновение медлила, уставившись мне в глаза своими полыхающими, прищуренными, словно целясь — откуда кусок посмачнее отхватить.
— Один раз! — рыкнула она, рванув мой ремень. — Не вздумай к этому привыкать!
Я стремительно дернулся с места, отбирая у нее инициативу. Развернул к стене, захватывая жадной горстью ее волосы и вынуждая прогнуться в пояснице, прямо как в наш первый раз.
Помнишь, как это было, а? Я вот все, до мелочей.
Прошелся открытым ртом вдоль ее шеи, облизывая и кусая. Кэтрин взвилась на цыпочки, сдаваясь. Застонала, сильнее прогибаясь и притираясь ягодицами к моему дергающемуся, как под разрядами, члену.
— Кому ты врешь, кошка бешеная, а? — прохрипел, задирая ее юбку, наплевав на треск. |