— Сомневаюсь, что в этом возникнет потребность, но, если вдруг встретите мою мать, прошу вас не опровергать это.

— Конечно, нет, — сказала Грейс быстро. – У вас есть мое слово.

Амелия кивнула, немного удивленная тем, как легко все получилось. Она не думала, что Грейс нужно будет умалять, но все же ей казалось, что той понадобятся еще какие–нибудь дополнительные подробности. Грейс даже не спросила, почему Уиндхему нужна была помощь. Что само по себе было любопытным. Ведь никто не мог вспомнить, чтобы герцог когда–либо в чем–либо нуждался.

Они замолчали, проходя мимо мистера Одли, который выглядел скорее удивленным тем зрелищем, которое они представляли.

— Мисс Эверсли, — пробормотал он. – Леди Амелия.

— Мистер Одли. – произнесла в ответ Амелия. Грейс сказала то же самое. Они продолжили шествие по комнате, и Амелия возобновила беседу, только когда они оказались за пределами его слышимости.

— Надеюсь, я не перехожу границы? – прошептала она. Грейс была молчалива, и Амелия понимала, что на многое рассчитывает, прося ее о лжи.

Они услышали шаги в зале, и Грейс всем телом подалась к двери. Но это оказался всего лишь лакей, несущий на плече большой сундук, вероятно, пустой, учитывая, как легко он взгромоздил его себе на плечо.

— Извини, — сказала Грейс. — Ты еще что–то сказала?

Амелия хотела было повторить свои слова, но вместо этого сказала:

— Нет.

Она никогда не видела Грейс настолько рассеянной.

Они продолжали прогуливаться по комнате, выбрав, как и в прошлый раз, самый большой периметр. Поскольку они подошли ближе к двери, то услышали уже гораздо больше шагов.

— Прошу меня извинить, — сказала Грейс, высвобождаясь. Она поспешила к открытой двери, посмотрела, а затем вернулась обратно.

— Это был не герцог, — сказала она.

Амелия посмотрела в открытый дверной проем. Еще два лакея прошли по залу, один с сундуком, другой со шляпной коробкой.

— Кто–то куда–то уезжает? – спросила Амелия.

— Нет, — ответила Грейс. — Точнее, я полагаю, что может быть кто–то и собирается, но я об этом не знаю.

Ее голос казался таким резким и вымотанным, что Амелия спросила:

— Грейс, с тобой все в порядке?

Она повернула голову, но недостаточно, чтобы Амелия смогла увидеть ее глаза.

— О, нет… то есть, да… все в порядке.

Амелия оглянулась на мистера Одли. Он отвернулся. Она снова повернулась к Грейс, чье лицо залилось густым румянцем. Этого было достаточно, чтобы снова взглянуть на мистера Одли. Он смотрел на Грейс. Что ж, они обе шли рука об руку, но не было никаких сомнений, кому предназначался этот его пристальный взгляд.

И Грейс тоже знала это. Ее дыхание сбилось, и, ей Богу, ее тело напряглось. Амелия почувствовала напряжение через свою руку.

А затем ее поразила изумительная мысль.

— Грейс! – прошептала она, стараясь говорить как можно тише, — Ты влюблена в мистера Одли?

— Нет!

Щеки Грейс, которые уже начали приобретать свой нормальный цвет, вновь стали пунцовыми. Ее отказ прозвучал весьма громко, и мистер Одли посмотрел на них с веселым любопытством. Грейс слабо улыбнулась, кивнула и сказала:

— Мистер Одли, — даже притом, что он не мог услышать ее с того места, где сидел.

— Я только что встретила его, — шептала Грейс неистово, — вчера. Нет, днем раньше. Я не могу вспомнить.

— Что ж, ты встретила много интригующих господ за последнее время?

— Что ты имеешь в виду?

— Мистер Одли… — дразнила Амелия, — итальянский разбойник.

— Амелия!

— Ах, да, ты сказала, что он был шотландец.