Она открыла. Вошла Милла.
— Привет! — сказала она.
— Привет! — ответил Йельм.
— Пошли! — сказала Тува. — Мы опаздываем.
Дверь закрылась.
Данне спустился по лестнице и хмуро взглянул на них.
— Ты еще дома? — спросил он отца и ушел. Дверь за ним громко хлопнула.
Силла глубоко вздохнула и, откусив половину бутерброда с паштетом, спросила:
— Значит, все полетело ко всем чертям?
— Да.
— Не хочешь рассказать?
— Я обязан молчать, — ответил он, весело поглядев на нее.
— Да-да, — ответила она с точно таким же выражением лица. Так частенько случалось. Он узнавал на ее лице свои выражения и гримасы, и кто кого обезьянничал, понять было невозможно.
— Мы просто-напросто ошиблись местом.
— Ты думаешь, что что-то случилось совсем в другом месте?
— Я совершенно уверен в этом. Вот увидишь, ты прочтешь об этом уже в вечерних газетах. Мне позвонят с минуты на минуту, — сказал Йельм, указывая на мобильный телефон. Он допил свой кофе и, подойдя к вешалке, на которой во все стороны топорщилась одежда, снял свою куртку с овчинным воротником. Взял ее в руки, вернулся к столу и нежно поцеловал Силлу.
— Ты работаешь сегодня вечером или нет? — спросил он у нее.
Она покачала головой с видом игривого осуждения.
— Работаю.
Йельм надел куртку, послал ей воздушный поцелуй, открыл дверь и шагнул к ждущей у порога служебной «мазде». Силла кашлянула прежде, чем он успел закрыть дверь. С некоторым отвращением она держала большим и указательным пальцами мобильный телефон. Он зазвонил, и она уронила его на стол.
Охнув, он подхватил его и поднес к уху. В течение всего разговора он не произнес ни слова.
— Ну, что я говорил? — сказал он ей, убирая мобильный в карман. Она послала ему вдогонку воздушный поцелуй, когда он вышел навстречу сумасшедшему, почти летнему дню.
Безветренно. Жаркое солнце. И только в тени ощущалась еще не желающая уходить весна.
«Любовь, — удивился он собственной мысли. — Любовь и весна. Весна и любовь».
Он повернул ключ зажигания и выехал из Норсборга.
Пора наконец сменить южный район на северный.
Глава 12
Девять часов три минуты, третье апреля. «Тот самый день, когда король Густав IV Адольф был коронован в Норрчёпинге в 1800 году», — подумал кто-то, отвлекшись от синхронизованного мыслительного процесса членов «Группы А».
Хотя именно в этот момент мыслительный процесс шел безнадежно вяло.
Ян-Улов Хультин выглядел собранным. Ни тени досады на ночные события. Он обстоятельно разместил свои очки на переносице и стал листать безбожно большую кипу документов.
Йельм огляделся в огромной кухне. «Группа А» несла на себе следы прошедшей ночи. Гуннар Нюберг громко чихнул и подумал о церковном хоре и воспаленных связках. У Вигго Нурландера был просто кислый вид. Черстин Хольм, подперев голову рукой, предалась тому, что в риксдаге, обнаружив дремлющих во время заседаний политиков, стали называть «микросном». Арто Сёдерстедт, без сомнения, был где-то далеко. Глядя в окно кухни, он раздумывал над мистическими соответствиями.
Днем первого убийства стал день смерти Эммануэля Сведенборга, умершего в Лондоне в 1772 году.
Сёдерстедт отпустил мысли на волю и позволил им свободно порхать в ясном апрельском воздухе.
В доме активно работали только судебный врач, два специалиста по криминалистике и Хорхе Чавес, который, по-видимому, решил обследовать каждый миллиметр дома. |