|
Жирные водяные змеи и крокодилы, укрывшиеся между плавучими островками, тоже не дремлют. Вот совсем рядом с Мгави резко плеснуло, и карликовый гусь, кормившийся среди кувшинок, исчез без следа. Покрикивал в небесах всевидящий коршун, качал головами задумчивый папирус, всё так же гудели мириады крылатых кровососов…. Кто уволок гуся? Хорошо бы, простой крокодил, не Мокеле-Мокеле-Мокеле[88] и не ужасный Чипекве… Хотя что такое карликовый гусь для ужаса гиппопотамов? Так, на один зуб. А вот самих гиппопотамов что-то не видно. Ни следов, ни утуви[89] — ничего. И это плохо. Похоже, дедушкин дядя не сильно приврал, рассказывая о Чипекве. Может, с прежних времён тот съел всех гиппопотамов и с голодухи принялся за гусей?.. Мгави держал наготове верный ассегай, прекрасно понимая, что против Чипекве тот ему очень мало поможет. Хоть и был не каким-нибудь лёгким охотничьим копьецом, а настоящим ик’ва[90], предназначенным для рукопашного боя. Сколько хватало глаз, впереди стояли рослые тростники, торчали облепленные илом коряги, лишь редко-редко — буйно цветущие кустарники и одинокие деревца. А между ними — непроглядные омуты, разливы трясин и гнилые пузырящиеся озерца, которые приходилось переплывать. В воде отражалось бездонно-голубое африканское небо, усеянное частыми комочками облаков. Когда солнце подползло вплотную к зениту, Мгави решил сделать привал. Его сила, заимствованная у змеи и окапи, мало-помалу начала требовать обновления. Нужно было доесть содержимое калебаса, тем более что на жаре оно скоро превратится в отраву, способную даже Мгави вывернуть наизнанку все кишки. Только он устроился на твёрдом островке под ветвями полузасохшего дерева и оторвал от икры успевшую насосаться пиявку, как в высокой траве раздался короткий крик. Мгави прислушался и понял, что это антилопа ситатунга, вспугнутая его приближением, угодила на обед к удаву. И тот сжимал кольца, лишая жертву дыхания, но не ломая костей[91]. Мгави послушал, как вскрики и барахтанье антилопы сменяются затихающим хрипом. Сегодня он убил одну змею, но сытно накормил другую. Открыв калебас, он вытащил тёплый размякший, точно губка, кусок. «Ситатунги в это время года далеко в болота не забираются. А раз так, значит, берег недалеко…» Дожевав свой припас, Мгави заново натёрся соком дерева зум, чтобы отпугнуть насекомых, и вернувшаяся сила легко понесла его дальше. Мысленно он уже сидел под тенистой акацией и жарил на углях костра что-нибудь вкусное вроде лопатки кистеухой свиньи. Он не забудет отложить по кусочку духу болот, Чипекве, розовой, убивающей одним зубом гадюке[92] и даже водяному червю, потому что ему нужно будет ещё вернуться назад… Однако берег всё никак не показывался впереди. Зато болото начало постепенно меняться. Оно становилось всё более враждебным, превращаясь в почти лишённую жизни, вздыхающую смрадными пузырями, какую-то неестественную, неправильную трясину. Растительный ковёр превратился в жалкую циновку, сплетённую из хлипких корневищ, из-под которых выпирала вонючая маслянистая жижа. Чувство было такое, что всю природу вокруг поразила тяжкая хворь. Мгави доводилось видеть что-то подобное только у подножия священного вулкана Катомби, где лава и пепел душили некогда полные жизни озёра. Вот только здесь никакого вулкана вроде не было… Или был? Может, он потаённо дремал в недрах под пузырящимися разливами, готовясь выдохнуть смерть?.. Только успев об этом подумать, Мгави провалился по пояс. Вот что значит даже на миг утратить сосредоточение! Мгави опёрся на уложенный плашмя ассегай и стал медленно вытягивать себя на поверхность, но оказалось, что его беды на этом не кончились. Вырываясь из хватки болота, он умудрился вовремя не заметить розовую гадюку. А оскорблённая змея особо раздумывать не стала — стремительный бросок, молниеносный укус… — Вот как! — задыхаясь от парализующей боли, вслух выговорил Мгави. |
