Чисто, ухожено, продуманно. По сторонам угадывались деревья, где-то распускался ароматный к ночи душистый табак… Только птицы не пели. Висела всё та же пронзительная тишина. Ни цоканья кузнечиков, ни писка комарья, ни кваканья лягушек… вообще ничего.
Словно сама природа глушила лишние мысли и не хотела снов, где под ковшом экскаватора заживо обугливается Карменсита…
Колякин со старшим прапорщиком поднялись на высокое крыльцо, миновали большую застеклённую веранду и оказались в комнате, которая была живой и нарядной, потому что в ней всё оказалось как надо: нагретая печка гнала прочь сырость и неуют, вкусно пахло и слышался жизнерадостный детский крик. Миловидная худенькая женщина накрывала на стол, а крепкий парень в милицейской форме качал на коленях белобрысую пацанку.
В подобной комнате никакая жуть не приснится. Потому что попросту не сможет проникнуть сюда. Не пустят её!
— Ехали по кочкам, по ровным дорожкам… в ямку — бух! — смеялся парень.
— Ой-ой-ой, только не в ямку, — заливалась девчонка.
— Ксения, хватит потерпевшую строить, — улыбалась женщина, тщетно пытаясь изобразить строгость. — А вам, Сергей Ильич, надо бы уже жениться и своих завести…
— Привет, ребята! — махнул рукой с порога старший прапорщик и вытащил из кармана «Твикс». — Принимайте гостей. Это майор Андрей, наш земляк, из конвойной службы… — А сам боком, боком, подобрался к пацанке, держа в руке красно-жёлтый батончик. — Ксюха! Сюрпри-и-из!
— Уй, «Твикс»! — зашуршала оберткой та. — Ну, я сейчас сделаю паузу.
— Я тебе сделаю! Все паузы — только после еды! — Хозяйка поставила казан и по-настоящему строго глянула на старшего прапорщика. — Владимир Сергеевич, опять ты за своё! — погрозила кулачком и дружески кивнула застывшему на пороге Колякину: — Здравствуйте, Андрей, проходите, пожалуйста, меня Алёной зовут… Сейчас ужинать будем.
— Привет эфсину[107]! — Сергей Ильич поднялся, с улыбкой протянул широкую ладонь. — Может, вначале подымим? «Ротманс» уважаешь?
Улыбался он славно, искренне, словно доброму знакомому. Сказано же было — земляку.
— Спасибо, завязал, — отказался Колякин. — А как насчёт «Абсолюта»? — И принялся разгружать харчи. — Вот, Алёна, осваивайте, это к столу.
Он успел принюхаться и теперь ощущал, что в воздухе, помимо ароматов кухни, витали какие-то миазмы. Ну конечно, запах козла! Сразу вспомнилось детство, деревня, скотный двор, колхозное стадо… Он тогда, наслушавшись бабушкиных рассказов, свято верил, что на небесах сидел Бог и сверху воздавал каждому по делам. Эх, бабушка… А печка-то у неё была почти такая же…
— «Абсолют»? Не, никак. — Сергей при виде сверкающих бутылок тяжело вздохнул и сразу как-то поник. — Вернее, категорически против. Мне лучше без неё.
Весь его вид выражал мученическую решимость со сжатыми зубами шагать по дороге раскаяния до победного конца.
— Губит людей не пиво, губит людей вода, — лицемерно заметил старший прапорщик.
Алёна же громким голосом отдала приказ:
— Ксения, руки! С мылом! Я проверю!
— Бу-бу-бу. — Пацанка надула губы, перестала мять «Твикс» и с видом обиженной добродетели направилась к двери.
Ступала она осторожно, держа руки перед собой, словно шла по натянутому над пропастью канату. Огромные светло-голубые глаза были широко открыты, казалось, в них не таял лёд…
«Такую мать! — Мгновенно побледневшего Колякина прохватило холодом. — Она же слепая!. |