– Как бы тебе, ответить, чтоб и никого не обидеть, и не соврать, – улыбаюсь.

– Лучшая стратегия любых отношений – чистая правда! – выразительно ведёт бровями Ирма, на секунду отрываясь от супа. – Ну, если ты воспринимаешь собеседника всерьёз, по крайней мере.

– Мудро сказано, – соглашаюсь, откусывая булочку и отпивая местный фруктовый отвар. – У нас есть ограничения в питании. Например, мы категорически не едим свинину, собачатину, ракообразных… – перечисляю откровенный харам. – Здесь я свинину в блюдах вижу. Значит, разделочные ножи и столы на кухне – тоже после свинины. У нас, в некоторых ортодоксальных местах, считается, что место приготовления пищи тоже может быть осквернено, – улыбаюсь. – Не то чтоб я был ортодоксом, но свинину есть не буду. Как и постараюсь избежать тех продуктов, к которым она на кухне могла так или иначе прикасаться.

– М-да. Тяжело тебе в Корпусе придётся, – резюмирует Ирма с нечитаемым лицом.

– Ну, я сюда не рвался, это раз, – не спешу соглашаться. – И второе, я тут ненадолго.

– А где ты питаешься всё это время? – удивляется она.

– У меня «вездеход» по решению суда, – кладу на стол бумажку из карманчика планшета с инструментами. – Ем в городе. Есть один ресторан, наш, я в нём подрабатываю. Вот там – всё как надо.

– И что, у вас вот даже ни купить, ни съесть свинины нигде нельзя? – неожиданно заинтересованно спрашивает Ирма.

– Ну почему нельзя. Есть места, но это отдельные места. Фактически, комнаты, отделённые от общего торгового зала специальной дверью, на которой на трёх языках идёт предупреждающая надпись. Для тех, кто неграмотен, рисунок: свиная голова. Которую ни с кем не перепутаешь. – Поясняю. – Хочешь – жри сколько угодно. То есть ешь, – поправляюсь, глядя на её вытянувшееся лицо. – Но только готовь себе самостоятельно, и не смешивая с едой для остальных.

Какое-то время мы болтаем об особенностях наших кухонь.

Неожиданно над моей спиной нависает тень и чей-то голос спрашивает:

– Ирма, а ты сегодня не одна?

Оборачиваюсь и вижу ту самую пару, которую уже выкидывал из своей комнаты в первый день пребывания.

– Монни, Дэвид, – нейтрально взмахивает рукой Ирма. – Да. Я не одна. – Затем она переводит взгляд на меня и демонстративно возвращается к вопросу начинки сладких булочек (которые мы как раз обсуждали).

– Извини. – киваю ей, перебивая на полуслове.

Затем разворачиваюсь и встаю, обращаясь к тому из пары, что повыше ростом (он и говорил):

– Я не знаю, откуда ты сюда прибыл. Но у меня на Родине к женщине с мужчиной можно обратиться только с разрешения того мужчин. С которым она в данный момент. Я не разрешал.

Длинный (кажется, Монни – это он) наливается цветом спелого граната; намерения более чем прозрачны.

Но у меня, как оно обычно бывает здесь, вариантов особо и нет. С другой стороны, не понятно, на что этот длинный рассчитывает: мой рабочий планшет со мной.

Со всеми вытекающими (для длинного) последствиями. И второй, который с ним, его не спасёт (только присоединится к нему).