И, кстати говоря, у нее будут на то все основания. Потому что ее память всегда легко изменить в нужном направлении. Скажу вам больше: скоро она сможет обращаться с предметами так же, как и вы. Разумеется, не с вашими, а с теми, которые существуют в ЕЕ мире…
– Это уже произошло, – с трудом выговорила Оля. – Из магазина она принесла хлеб…
– Что ж, поздравляю, – сверкнул улыбкой Гордон Борисович. – Вам действительно повезло. У других наших клиентов бывает гораздо больше проблем, чем мы пока имеем в вашем случае, Оля.
– Скажите, Гордон Борисович, а почему ей нельзя сказать правду?
Собеседник Оли тяжко вздохнул и скрестил руки на груди.
– Оленька, по-моему, вы совершаете одну весьма распространенную ошибку. Отчасти в этом и моя вина – значит, я вам плохо разъяснил перед заключением договора, в чем тут собака зарыта… Проблема заключается в том, что вы… я сейчас имею в виду не только вас, Оля, а наших клиентов в целом… вы относитесь к ним, как к игрушкам. Как к этаким тамагочи в натуральную величину, призванным утешать, поддерживать и развлекать вас. А они – вовсе не игрушки. Вы должны осознать, что речь идет о таких же людях, как мы с вами. И, по большому счету, возможно, так оно и есть. Ведь, в сущности, что есть человек? Совокупность реакций на раздражения внешней среды. Плюс осознание своего "Я". Все остальное не имеет особого значения. Так вот, у наших систем есть самосознание, Оля, и это – самое главное. Это то, что делает их людьми. Вот почему нельзя с ними обращаться, как с куклами Барби. И если вы скажете им правду… хотя, конечно, кое-какая психологическая защита там предусмотрена, но всё зависит от конкретной личности. И от степени правды, которой вы намерены их осчастливить… Правда – это хорошо, Оля, но в вашем случае это – оружие, которым вы можете убить свою маму.
Оля, наконец, вспомнила тот главный вопрос, из-за которого она и пришла сюда.
– Скажите, Гордон Борисович, а если это все-таки случится? Ну, мало ли… предположим, если она сама всё поймет… Как тогда быть? Можно ли будет что-то исправить, или восстановить?
– Нет. Нельзя. Категорически.
– Но почему? Неужели все дело только в технике?
– Если бы, – покачал головой Гордон Борисович. – Как раз в технике мы уверены на все сто… Однако есть особый закон, которым мы связаны по рукам и ногам. И там четко и ясно сказано: Агентство имеет право заключить лишь один договор с одним и тем же физическим лицом. И договор этот перезаключить нельзя. Поэтому советую вам быть осторожнее. В конце концов, помимо материального ущерба, вы получите еще и психологический удар…
– Ладно, я всё поняла, – опустила голову Оля. – Спасибо, Гордон Борисович.
Она поднялась, и Гордон Борисович тоже встал со своего стульчика.
Надо было уходить, но Оля почему-то медлила.
Потом, повинуясь безотчетному импульсу, спросила:
– Скажите, Гордон Борисович, а вы никогда не задумывались, правильно ли поступаете, давая таким… таким, как я, еще один шанс?..
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Гордон Борисович.
Оля вздохнула:
– Я и сама не знаю. Понимаете, раньше я считала, что ваше Агентство помогает людям. А теперь… Как-то это всё сложно…
– Ну, жизнь – вообще непростая штука, – натянуто улыбнулся Гордон Борисович. – Мне кажется, прежде всего вы должны уяснить, ради чего вы пошли на это. Ради нее? Или ради себя самой?
– А вы как думаете? – с жадным интересом спросила Оля.
Гордон Борисович молча развел руками.
– Оль! Постой! Да подожди же ты!. |