— Знаю, о ком ты.

Ната и Григорий мрачно закивали.

— Не говори, — упредил деликатный Тантлевский.

Астролягов подумал, что знают, наверное, все, кроме него, и даже Ник Далёв, который не проявил удивления, а продолжал внимательно слушать. Алексей подумал, что он ещё может знать о внутренних делах редакции, неизвестных ему, и решил при удобном случае выяснить.

— Талант часто путают с навыком, — сурово промолвила Катя. — Дар божий с отработанным умением жарить яичницу.

— Всегда, — сказал Игорь. — Все путают. Особенно, те, кто много работал с талантливыми мастеровыми литературного цеха.

— А как отличишь?… — вздохнула Ната.

— Есть чёткое отличие, — Игорь вскинул голову и сверкнул на неё очками, по натиному лицу даже зайчики от лампы мелькнули. — Талант изначально сам по себе. Это свойство мозга, которое формируется у зародыша. Человек с ним рождается. Если его сносно кормить, не бить по голове и он в детстве не заболеет менингитом, талант обязательно проявится. Не может не проявиться. Человек наперекор всему будет делать то, к чему склонен. Его могут не замечать или давить намеренно, чтобы воспитать в нужном русле, но проблески будут видны. Талант даст себя знать без специального образования. Показательный пример — Артюр Рембо. Родился на ферме, грамоте выучился в церковно-приходской школе.

— В Шарлевильском лицее, — вставила Ната.

— Да? Какая разница, — отмахнулся Игорь и продолжил: — Все свои великие стихи написал в юности, пока был высокий гормональный фон. Рембо скакал по пашням родного Кислодрищенска…

— Шарлевиля…

— Одна земля, — Игорь реально махнул рукой. — Прыгал по европейским столицам. Кутил напропалую с еврогеями. Куролесил с Полем Верленом и могуче творил. До восемнадцати лет, — Игорь замолчал и поднял указательный палец, чтобы все осознали момент перехода информирования к моменту назидания. — А потом уровень гормонов в крови упал. И Артюр Рембо творить бросил. На инерции бродяжничества он поездил по Северной Африке в качестве колониального торговца, пока здоровье позволяло, но стихов больше не писал. Гормональный драйв кончился, а ремесленного навыка не выработал, всецело полагаясь на вдохновение и творя урывками. Организм заканчивал физическое формирование, выработка гормонов вошла в нормальное для среднего мужчины русло. Но не для поэта. Жизнь утратила для него интерес. Он вскоре заболел и умер. Как человек. А как поэт он умер в восемнадцать. Вот и вся ценность чистого таланта.

— Талант просто потерять и невозможно вернуть, — безжалостно подытожила девушка-бульдожка.

«Какой кошмар, — подумал Алексей. — Какой ужас».

— На одном таланте далеко не уедешь — сонмы престарелых МТА вопиют об этом, ревя на стогнах интернет-ресурсов непризнанного творчества, — авторитетно заключил Ринат.

С повышением в должности он будто повзрослел. Не состарился, а возмужал.

«Место красит», — подумал Астролягов.

— Как же ты так докатился? — не отставала от него девочка-бульдожка, на которую ещё не успел подействовать алкоголь, хватало природной злобы. — Где ты и где патриотизм?

— У него попаданцы, — заступались за Рината товарищи, но Катя не сдавалась:

— Эти-то здесь при чём?

— Попаданцы и патриотизм тесно связаны, — пояснила Ната, которая, похоже, разбиралась в теме.

— Попаданчество — последнее прибежище патриота? — саркастично скривилась Катя, впервые на памяти Астролягова, и от этой усмешки её бульдожье личико, перекошенное шрамом, исказилось в настоящее рыло нетопыря.