Репетиции теперь проходили поздно вечером непосредственно на Красной площади. Галсан шел в последнем ряду в колоне и видел, как товарищи, четко печатая шаг, монолитно и неудержимо движутся вперед, словно нечто единое и всесильное. А перед ними и сзади них шли такие же колоны, и стук подкованных сапог о брусчатку звучал дивной музыкой в солдатской душе Галсана. Чувство сопричастности к этому огромному живому организму рождало в Галсане забытый мальчишеский восторг, отодвигая на некоторое время не утихавшую хворь и черпая из хилого тела потаенные запасы энергии и силы.

Но запасов этих оставалось все меньше и меньше. Красная площадь с каждым разом казалась ему все длиннее и длиннее, и, одолев ее, он разом обмякал, будто из него вынимали внутренний скрепляющий тело стержень.

В эти дни ему часто приходилось заходить в одну и ту же аптеку за новой порцией лекарства. Молоденькая фармацевт каждый раз как-то странно смотрела на него и однажды спросила:

– Вы один принимаете это лекарство?

Галсан кивнул. Она замялась, покраснела и тихо проговорила:

– Может я мало понимаю, к тому же у вас рецепт… Но, знаете, это очень сильнодействующее лекарство. Оно дает сильный побочный эффект на сердце, и принимать его в таких дозах…

Она потупилась и замялась. Галсан неопределенно пошевелил пальцами, как бы что-то объясняя, выдавил на лице скверное подобие улыбки, взял лекарство и молча вышел.

Он уже давно старался не прислушиваться к своему организму, не замечать нарастающего разлада, а постоянную боль глушил все большими дозами лекарства и уколами. Его планы не простирались далее дня Революции. Только бы, достойно пройти во время парада, а потом… Какая разница, что будет потом?

Седьмого ноября подморозило. Мелкие лужицы застеклились льдом, ветер яростно швырял редкие снежинки. Офицеры в парадной форме с раннего утра стояли на подступах к Красной площади, ожидая назначенного часа. Из-за этого Галсан не смог зайти на уколы. Холод высасывал из него последние силы, исхудавшее тело заполняла нарастающая ничем не сдерживаемая боль. Галсан уже не мог сосредоточиться, плохо воспринимал окружающее и порой забывал, где он находится. Когда все двинулись, и он понял, что должен идти, Галсан последними остатками воли подтолкнул непослушное тело вперед, но ноги сделали лишь несколько неуверенных шагов.

Майора Галсана Намжилова выволокли под руки из строя. На парадном кителе растерянно бряцали медали. Круглая голова генерала в папахе оскаленным ртом извергала ругательства. Генеральские челюсти двигались так близко, что, казалось, вот-вот укусят. Но это совсем не пугало. Галсан уже сам, заглушая дикую внутреннюю боль, впился зубами в свою ладонь. Теплая густая кровь заполняла рот. И еще почему-то очень быстро темнело, и столь же быстро удалялся гром военных оркестров. В последний момент тело майора тряхнула судорога, как привычный толчок от подземного взрыва на полигоне.

Мои бандиты

1. Знакомство по принуждению

Они появились через неделю после открытия моего первого магазина. В кабинет, бухнув отскочившей дверью, ввалились пятеро. Двое совсем молодых квадратных «шкафа» в просторных спортивных костюмах остались у входа, заменив собой отсутствующую мебель. Три братка лет двадцати пяти, одетых более прилично, вразвалочку подошли к столу.

Я сразу понял, кто ко мне пожаловал. Толстые шеи с золотыми цепями, накачанные торсы и холодные цепкие глазки, контролирующие ситуацию, не оставляли сомнения – вот и до меня добрались господа рэкетиры.

Шла осень 1992 года. Я, как и четверть населения страны, сменил тихую гавань прежней работы на необузданную стихию дикого рынка. Торговал, чем только придется, сбывая с переменным успехом партии товаров от коробки до фуры. Почти год рабочим кабинетом мне служил белая «пятерка-жигули», на которой я мотался по Москве и окрестностям.