Что думал Иванов - не знаю, я же в ту секунду знала: "Завтра не приду, и послезавтра не приду, и после-послезавтра не приду. 5уду стирать и писать".
Не приходила не три дня, а шесть. На седьмой являюсь. Стол чист - ни одной вырезки: как языком слизано. Иванова ни признака. Медведь, расставив локти, один царствует.
Я, обеспокоенно:
- А где Иванов? Где вырезки?
Медведь, сияя:
- Иванова я с тех пор в глаза не видал! Я здесь целую неделю один восседал.
Я, в ужасе:
- Но вырезки? Журнал вели? Он, блаженно: - Какое- журнал! Все в корзине! Попытался было - перо плохое, бумага праховая, пишу - сам не разбираю. И такой сон на меня напал... К весне, должно быть.
(Я, мысленно; "Врешь, медведь, к зиме"!)
Он, продолжая:
- Ну, думаю, была-не была! Сгреб это я их, простыни-то эти, и в корзину. Утром прихожу - пусто. Должно быть, уборщица сожгла. И каждый день так. Маленькие все целы, для вас берег.
Выдвинут ящик: сонм белых бабочек!
И я, обольщенная строчкой и уже оторвавшись: мысленно:
"Сонм белых бабочек! Раз, два... четыре...
( - нет! - )
Сонм белых девочек! раз, две, четыре...
Сонм белых девочек - да нет - в эфире
Сонм белых бабочек! Прелестный сонм
Великих маленьких княжон...
и, огрызаясь, к "сотруднику":
- Сейчас мы все это восстановим... (мысленно; кроме великих княжон!) разберите хронологически.
Он: - Как это?
Я:- По числам. Ну, 5"ое февраля. Римское II - это февраль, Вам ясно? 1 - январь, II - февраль...
Не дышит и не мигает.
-Тогда, постойте... Тогда просто пишите письмо домой. Берите перо и пишите: "Милая мама, мне здесь очень скучно и голодно"... в этом роде, или наоборот: "Мне здесь очень весело и сытно". Потому что, иначе она огорчится. А я сейчас буду восстанавливать статьи Стеклова и Керженцева.
Он, восхищенно: - Из головы?!
Я: - Не из сердца же!
И, махом: "В статье от 5-го февраля 1919 г. "Бслогвардейщина и белый слон"' товарищ Керженцев утверждает"...
-------------------
Перекочевываем на новое пепелище, - из дома Ростовых на Иерусалимское подворье. Целых десять дней перебираемся. Докрадываем остатки ростовско-соллогубовского добра. Я взяла себе на память тарелку с гербом. В кирпично-красном поле - ' Никогда не существовавшей' (примеч. М. Цветаевой), борзая. Лирическая кража, даже рыцарская: тарелка не глубокая и не мелкая, по нынешнему времени - явно для полужидкой воблы) а дома у меня на ней будет стоять чернильница.
Бедные соллогубовские эльзевиры! В раскрытых ящиках! Под дождем! Пергаментные переплеты, французские витиеватые литеры... Свозят возами. Библиотечной комиссией заведует Брюсов Везут: диваны, комоды, люстры. Рыцари мои остаются. Вписанные в стену портреты, кажется, тоже. На месте - дележ. Ревностный спор "столов".
- Это нашему заведующему! "
-Нет, нашему!
- У нас стол карельской березы, к нему и кресло.
- Вот именно потому, что у вас стол, у нас будет кресло!
- Но нельзя же разбивать гарнитур!
Я, сентенциозно:
- Можно разбивать только головы!
"Столы" бескорыстны, - мы все равно ничего не получим. Все в кабинеты заведующих, влетает мой белый негр:
- Товарищ Эфрон! Если бы вы знали, как у Ц-лсра хорошо! Секретер красного дерева, ковер, бронзовые 6ра! Точно в старое время! Хотите, посмотрим?
Бежим через этажи. Комнаты No Отдел такой-то... Кабинет заведующего. Входим, Негр торжествующе:
- Ну?
- Ему бы подушку под ноги и болонку...
- Будет с него и кота!
В глазах веселящийся бес.
- Товарищ Эфрон! Поймаем ему кота! Тут в 18-ой квартире есть. А? Я, лицемерно:
- Но он здесь все загадит. |